С. Мельгунов — потомок старинной русской семьи, представители которой в течение нескольких поколений были масонами.
Сам С. Мельгунов масоном не был, но наследственный интерес к масонству остался. С. Мельгунов написал историю русского масонства.
История интересна по приведенным в ней материалам, но по характеру освещения деятельности русского масонства не выходит за пределы обычных интеллигентских работ на данную тему. История русского масонства трактуется, как безобидное возвышенное увлечение мистическими и филантропическими идеями масонства, сыгравшее значительную роль в формировании русской интеллигенции.
Трагическое крушение Российской Империи, в результате организованного русским масонством военного переворота, заставило С. Мельгунова пристальнее вглядеться в деятельность русского масонства в годы предшествовавшие военному перевороту в Верховной Ставке.
Присмотревшись, С. Мельгунов обнаружил следы весьма активной заговорщической деятельности. Обнаружив, написал книгу «На путях к дворцовому перевороту», в которой привел данные неопровержимо свидетельствующие об активном участии масонов в разного рода заговорах.
Но старые взгляды на масонство сыграли свою роль и помешали нарисовать обыкновенную картину преступной деятельности масонства, после самовольного возрождения его в начале столетия и в годы Первой мировой войны. С. Мельгунов не раз принижает размах деятельности масонства, то доказывает его «несерьезность», то неумение скрыть свою деятельность от полиции и т. д.
С. Мельгунов собрал ценнейшие факты о деятельности русского масонства против династии и России, но сам же преуменьшает значение этих фактов, не делает тех выводов, которые они позволяют сделать. С одной стороны русские масоны, по его мнению, были «политически наивны», слишком много внимания уделяли ритуалу, «не отдавая себе в нем отчета». С другой стороны Мельгунов не верит, что вся деятельность русских лож сводилась к одной масонской бутафории.
«Какое имело значение это первое возродившееся масонство? — пишет он. — Что делали братья помимо «нравственного усовершенствования»? Бывший «брат» Амфитеатров, возведенный неизвестно за какие заслуги в «мастера стула», с большой развязностью вспоминал недавно о своем участии среди русских масонов во французских ложах Шотландского устава. Его «перемасонил» М. М. Ковалевский» (183).
С. Мельгунов не верит, что на вступление Амфитеатрова в масонство большую роль играл «интерес романтический», интерес Пьера Безухова из «Войны и Мира», влекший Амфитеатрова к масонству с юных дней». «Последний магнит, — пишет Мельгунов, — представляется сомнительным, ибо в других тонах вспоминал бы в преклонном возрасте Амфитеатров «журавлиные танцы и азбуку глухонемых», которыми он занимался в своей зрелой юности». «В изложении Амфитеатрова, русское масонство приобретает какой-то бутафорский характер. Очевидно политические замыслы русских масонов были более глубоки».
Да, политические замыслы русских масонов были более глубоки, чем пытается изобразить это Амфитеатров, и достигли они, в части реализации своих политических замыслов, несравненно большего, чем считает это С. Мельгунов.
Больших политических достижений русское масонство, по мнению Мельгунова, не могло иметь в силу отсутствия у русских масонов умения скрывать свою деятельность. «Возрожденное масонство, — пишет Мельгунов, — было нелегально в России. Однако, имена, которые были названы теперь в зарубежной печати — Ковалевского, де-Роберти, Гамбарова, Вырубова, Амфитеатрова, Аничкова, Кедрина, членов французской ложи «Космос», были известны, как имена масонские довольно широкому кругу. Но и другие масоны были известны полиции.
И по очень простой причине. Разбирая архив московского Охранного Отделения в дни революции, я нашел там полный список членов московской ложи «Астреи» — очевидно, и в таинственном содружестве был свой осведомитель. В Москве «болтали», — говорят старые масоны, то есть участники его в период 1906–1911 г. г. И действительно, кто в Москве не знал, например, что масоном является психиатр Баженов, кто только иронически не подсмеивался над его «столовыми ложами».
