– Как подойти к ней? Что сказать? – мучился Нико вопросами. – Как надо здороваться с такой знаменитостью? – французского языка он совсем не знал. Вот грузинский – да! русский – тоже, пожалуйста! даже на армянском мог изъясниться, в чём была явная заслуга Калантаровых. А вот на французском – ну никак, ни единого слова не знал. Непонятный язык ведь какой-то, странный, ни на что не похожий…
В итоге, собравшись с духом, он постучал в дверь.
Маргарита с сестрой недавно вернулись в свой номер. Актриса только успела переодеться в пушистый белый халат, окончательно стереть макияж, как в дверь робко постучали.
Déjà-vu! Боже, как часто это случалось в её жизни!
Схватив пуховку, она начала судорожно поправлять грим, словно пудра могла скрыть её страх от нетерпеливых глаз кавалеров и поклонников. Да-да, очередных, бестактных поклонников, которые вот так, самым беспардонным образом, вторгаются в её покои, бесцеремонно будят её, Примадонну Парижского Театра, и несут потом несусветную чепуху, что мечтают мол пообщаться с ней лично, с глазу на глаз, и заполучить автограф на вечную память! Несмотря на обаятельность и воспитание, будет она неприступна и холодна к этим назойливым воздыхателям, от которых слышала многое в своей жизни – банальные комплименты, маскирующие лесть, торжественные клятвы быть с ней «в радости и в горе», чувственные, однако, пустые обещания, но лучшее, что она слышала – это тишина. Потому что не было в ней вопиющей, гнусной лжи…
– Vous avez besoin de quelque chose, monsieur? – спросила Франсуаза, отворившая дверь незнакомцу.
Он оцепенел от неожиданности. Удивительный голос этой женщины, одетой в плотное длинное платье от подбородка и до самых пят, показался ему до боли знакомым. Не тем ли самым «золотым» голосом он наслаждался на концерте Маргариты? Но лицо её, сплошь покрытое грубыми рубцами, не говорило ни о чём и отталкивало. Он не понял её вопроса, и не знал, что надо ответить. И, потеряв дар речи, которым, впрочем, никогда и не обладал, только робко протянул цветы – роскошный букет красных роз. Та, кивнув головой, произнесла:
– Merci beaucoup, monsieur! – и отчего-то стала рыться в бархатном ридикюле на тонком шнурке. – Un instant s’il vous plait! Её сумочка, похожая на шар, вмещала всё, что было необходимо настоящей моднице или актрисе – обрамлённое серебром овальное зеркальце с изящной ручкой, помаду, румяна и пудру, расчёску, флакон с нюхательной солью, игральные карты…
Но безумный взор Нико был устремлён вглубь комнаты, где у трельяжа, всего в нескольких шагах от двери, спиной к нему сидела ОНА, актриса Маргарита, его Непорочная Дева, благородная и чистая! Его Богиня красоты, хоть и земная от рождения! Она, словно почувствовав на себе чьё-то касание, слегка повернула голову и он поймал её растерянный взгляд, увидел светлые её очи, в которых блистали искорки, подбородок, высокие скулы и маленькие губы, обрамлённые густыми прядями её распущенных пышных волос, которые так и просили, чтобы их целовали. Он смотрел на неё с неисчерпаемой нежностью и его стало трясти от страха, или от вожделения…
Она же, с некоторым удивлением на лице, рассматривала худого, промокшего до нитки мужчину. Кто он? Вид отнюдь не парадный, не респектабельный, а неухоженный и измождённый. На лице – старая щетина, под глазами мешки, руки тонкие, почти прозрачные… В поношенном костюме, на неуклюжих ботинках – свежая уличная грязь… Фу! Не выношу грязной обуви! А на голове – низко надвинутая на глаза и насквозь вымокшая, какая-то старомодная фетровая шляпа. В Париже давно уже таких не носят. Ему, должно быть, лет 45. Ну да, она так и знала. Очередной бесцеремонный поклонник… Чего ему дома не сидится в такую непогоду и поздний час? Хотя, возможно, она и ошибается. На поклонника ведь он не слишком похож. Больше, всё-таки, на нарочного. От какого-нибудь местного богача, наверное… как их здесь называют? князь? купец? С дорогими цветами и, наверное, с запиской – приглашением на обед или ужин – и пылкой надеждой на мимолётный адюльтер с французской шансонеткой…
