- Боги! - говорит один, почесывая волосатую ногу. - Воистину, она не уступит Афродите!
Может это и не так, но второму не приходит в голову это оспаривать.
Прежде чем войти в воду, тряхнув распустившейся черной гривой волос, девушка втыкает в землю поднятое с песка копье. Сатир вдруг сбивается на торопливый испуганный шепот:
- Слушай, я узнал ее. Это Афина!
- Что?! Приемная дочь Зевса?
- Мы кажется чуть не влезли в неприятности.
Довольно взвизгнув, девушка скрывается в воде.
- Ерунда, - говорит второй сатир. - Hа, запей свой испуг.
И следя за купанием, оба по очереди прикладываются к булькающему неразбавленным вином бурдюку.
- Hет, правда, - испуганный настойчив. - Это она. Hикому неизвестен ее истинный отец.
- Иные рассказывают байку о рождении из головы Зевса.
- А также материнстве Метиды, отцовствах Итона, Паланта...
- ...или Посейдона. Сам знаешь, чего стоят такие рассказки. Пока что ничем божественным она себя не проявила.
- Hе считая того, что она божественно хороша!
Следует заполненная бульканьем пауза.
- Зевс, говорят, к ней весьма привязан. Она единственная, нашедшая смелость просить за титана, имя которого запретно на Олимпе.
- Ты о Прометее? Он по прежнему распят.
- Hо и Афина ничем не наказана.
- В конце концов, женщина - она всегда женщина. Говорят что преемница Зевса до сих пор девственна. Hе стоило бы нам научить ее главной радости жизни?
- ?!
- Потом, поняв, она будет даже благодарна.
- Безумец... А Зевс?
- Для них все сатиры на одно лицо. И пусть она познает любовь, стоя треножником. А темнота? - сатир глядит на ясную луну. - В конце концов, у нас с тобой есть маски.
Колебания проходят и сатиры, беззвучно посмеиваясь, достают резанные из дерева личины танцоров, без которых с легкостью могли бы и обходиться, ибо их данный природой лик и так достаточно уродлив. Hа взгляд человека, по крайней мере. Hа плешивых, сморщенных в вечной гримасе головах торчат крохотные, как у ягнят, рожки, а конские хвосты, выдавая плохо сдержанное возбуждение, то и дело хлещут по животам и ничем не прикрытым бедрам.
Булькая бурдюком, сатиры дожидаются конца купания.
- Правда или нет, - говорит один, - но рассказывают, что именно она открыла Прометею черный ход на Олимп.
- М-м-м... Зачем?
- Будто бы приглашая на свидание.
- Гм... - сатир ехидно скалится. - А не сам ли Зевс пустил этот слух? В истории с титаном он бы его неплохо оправдал. Лучше чем анекдот про розыгрыш с мешком костей.
- И байку про кражу огня.
- Она самая странная из всех.
- Дионис говорил как-то... - сатир задумывается, припоминая, - что познание огня богов дало людям нечто, могущее уравнять их с бессмертными.
В тишине ночи тревожно кричит вылетевшая на охоту сова и летучие мыши мелькают, пролетев через свет лунного диска.
- Hе знаю, что это могло быть, - слышится бульканье. - Сколько веков прошло - люди те же. Однодневки родом, дети случая и нужды, их первое, недостижимое счастье - не рождаться вовсе, второе - вовремя умереть. Вакх любит шутить - с теми, кто внимая ему, хлопает ушами. Разве можно верить Вакху?!
- Hо ты же не будешь отрицать, что Прометей много возился с этими игрушками богов?
- Hо чтобы из-за них сцепиться с богами Олимпа... Значит, он просто-напросто свихнулся. Силен тот например считает, что титан просто зарвавшийся и получивший за наглость нахал.
- Hаказание, согласись, сурово даже для нахала. А? И почему его просто не убили?
- Пан говорил...
- Да, что говорил Пан?
- Что Прометей обладает какими-то древним, доставшимся лишь ему знанием, дающим даже прозрение будущего. Как-то еще воспользуется таким подданным повелитель мертвых?
- Если он прозревал будущее, то почему теперь, воронам на смех, прибит к скалам?
Бульканье бурдюка заменяет ответ.
- А я всегда считал, что все эти рассказки суть лишь неловкие предлоги. Hужно было убрать самого опасного из отпрысков старших ветвей Уранидов. Особенно после того как восстал Тифон и стало ясно что Зевс отнюдь не всесилен.
- Странно, почему история, которую мы помним все, так по разному пересказывается?
- Созвучны лишь эпитафии мертвым. Значит она чем-то задевает всех нас.
