Легенда Лукоморья - страница 69

– Ишь ты, чего удумал! – протянул кто-то из сельчан.

– На лицо страшный-престрашный, – продолжил Колобок. – Очи огнем злобным горят, под глазами чернота, вместо щек – впадины. Как будто и не человек он вовсе, а мертвец ходячий.

– Царевича жалко, – тоненько всхлипнула какая-то впечатлительная девица с алой лентой в косе. – Жив ли?

– Два дня уж прошло, – шумно вздохнул Колобок, – а ворота больше не открывались. Царевич так и не возвратился. Но я продолжаю нести свой еженощный и ежедневный дозор, и, как только появятся какие-то вести, вы узнаете их первыми!

Специальный агент Колобок с репортажем из замка Кощея исчез с тарелочки.

– Ну что, люди добрые, – громко окликнула хозяйка, – хороша ли сегодня забава?

– Ох хороша, хороша! – одобрительно загалдели собравшиеся.

– Только мало! – выкрикнул какой-то ненасытный зевака.

– Русалок давай! – потребовал какой-то парень, чем вызвал недовольный рев почтенных матерей семейства.

– Ишь охальник, чего удумал, на девок голых пялиться! – заохали кумушки. А их мужья, заметно оживившиеся при окрике паренька, вынуждены были прятать улыбки в кудлатые бороды и степенно кивать головой, внешне соглашаясь с позицией жен.

– Что ж, – прищурилась Забава, – покажу вам тогда напоследок то, чего вы никогда в своей жизни не видывали.

Она щелкнула пальцами, и в блюдце вспыхнуло закатное солнце. Да так ярко, что многие с криком зажмурились, а когда отняли руки от глаз, то увидели верхушки деревьев, крыши домов, синие ленты рек – Лукоморье с высоты птичьего полета. Мне такой вид был не в диковинку. При мысли о недавней жесткой посадке, которую устроила нам строптивая ступа, я машинально потерла бок. А вот селяне восхищенно заохали и так и подались вперед, расталкивая друг друга локтями.

– Гляди-ка, это, никак, наше село!

– А вон Егоров дом!

– А вон наша изба!

– Маманя, гляди, наша Буренка!

– Бабоньки, красота-то какая!

– И почему люди не летают, как птицы?

Изображение переместилось в сторону, побежали на экране поля, луга и деревни.

– Вот Неелово, – зашептались зрители, узнавая знакомые места. – А вон Костогрызово.

– А вон, кажись, Хвалево, у меня батя оттуда родом.

– Глядите, Удальцово! У нас там сват живет.

– Брешешь! Оно в другой стороне. Это ж Лиходеево!

– А вон Муходоево!

Изображение моргнуло, и местность изменилась. Лес рассекала широкая дорога, по которой двигались люди, а в стороне возвышался большой деревянный город, обнесенный высокой стеной.

– Златоград! – восхищенно выдохнули селяне. – Красота-то какая!

На блюдце сверкнули позолоченные башенки теремов, и я взволнованно подалась вперед. Что же там случилось в царском тереме, о чем не успела рассказать Агаша? И с чем придется столкнуться Иву, когда завтра он прибудет в город?

Вдруг по земле забегали люди, на крепостную стену высыпали лучники, устремив в небо пики стрел. Изображение сделало лихой вираж, ушло в сторону от города и набрало скорость: леса, реки, озера, поля, деревни слились в один поток. Кто-то вскрикнул, у кого-то закружилась голова, люди встревоженно зароптали.

– Что же это такое?

– А теперь поглядите, чьими глазами вы смотрели на наше царство, – довольно ухмыльнулась Забава и сделала пасс рукой.

Изображение покачнулось, словно невидимая камера ушла в сторону, и блюдце отобразило трехглавого Змея Горыныча, кружащего над лесом и пышущего огнем.

Селяне потрясенно охнули.

– Жив, жив, Горилка! – охнула какая-то баба.

– А чего ему станется? – ответил ей мужской бас.

– Так Илья-богатырь еще по весне хвастался, что головы-то ему отрубил!

– Как отрубил, так и выросли, – хохотнул другой мужик. – Илья соврет, недорого возьмет.

Забава щелкнула пальцами и словно включила звук. Во дворик ворвался свист ветра, рассекаемого мощными кожистыми крыльями, и взволнованный гомон голосов:

– Р-разбойники! – грозно орал первый. – Сразу стрелять! Спалю!

– И ведь мы чего? – оскорбленно вторил ему второй тихий голос. – Мы ничего, просто мимо пролетали.

– Я лечу, словно легкое белое перышко, на двух крылышках у земли, – отвлеченно цитировал третий, звонкий голос.

– Спятил! – прикрикнул на него первый голос. – Зенки-то раскрой да на себя глянь. Какое перышко? Какое белое? Седина вон уже проклевывается, а ты все стихи шкандыбаешь. Тьфу, за что мне такое наказание?