Легенда Лукоморья - страница 63

– Желающих в услужение пойти много. Кто за кусок хлеба, кто за помощь волшебную готов спину гнуть от зари до зари. Да только хозяйка дюже ревнивая! Ревнует Игната своего ко всем мало-мальски привлекательным молодкам, – зашептала она. – Оттого и придумывает диковины волшебные, чтобы в хозяйстве меньше рук требовалось.

Вот оно что! Вовсе не в лени Забавы и не в ее пристрастии к комфорту причина появления всех этих тряпок-самотерок и скалок-самокаталок. Все дело в желании оградить молодого мужа от соблазнов в лице румяных прачек и круглобоких поломоек. Наверное, сперва Забава настояла, чтобы терем отгрохали и высоким забором обнесли, чтобы муженька держать подальше от юных селянок. А когда выяснилось, что в таком огромном хозяйстве без помощников не обойтись, пришлось срочно решать проблему магическими средствами.

– А коли не обойтись без работниц, – продолжила Устинья, – то берет в услужение кого постарше да пострашнее, на кого Игнат не прельстится.

А ведь и правда, сама повариха уже в годах, няньки – девахи молодые, но такие, что ни на одну без слез не взглянешь.

– Как же она меня на работу приняла? – удивленно бросила я и осеклась под сочувствующим взглядом поварихи. Пора бы мне уже привыкнуть, что на красавицу я в нынешних краях никак не тяну. Килограмм пятьдесят не дотягиваю. То-то привратник принял меня за дурнушку которой срочно требуется волшебное потолстение в преддверии смотрин, да и Забава безо всяких вопросов зачислила меня в штат, ни на мгновение не заподозрив во мне соперницу.

Устинья тем временем засуетилась у печи, вытащила пяток горячих пышных караваев. У меня при виде них аж слюнки потекли. Завтрак-то был еще утром, а дело уже к вечеру. Четыре каравая женщина отложила в сторону, на красивое расшитое полотенце, а пятый поделила пополам, сбегала в погреб за кувшином молока и предложила разделить с ней трапезу, что я с удовольствием и сделала.

– Кушай, кушай! – с умилением приговаривала Устинья. – Уж я тебя откормлю, доченька, знатная невеста станешь! Ой! – Она закрыла рот рукой. Похоже, дошло, что как только я достигну лукоморских канонов красоты и стану знатной невестой, Забава сей же час выставит меня за дверь безо всякого выходного пособия, и повариха опять лишится слушательницы и собеседницы.

– А что, Игнат дает повод для ревности? – продолжила прерванный разговор я.

– Если бы он еще давал, – Устинья всплеснула руками, – то небось ни меня, ни Груши с Дусей, ни тебя здесь не было бы.

Ну хотя бы от приставаний хозяина, пока я тут, отбиваться не придется.

– А где он сам? – полюбопытствовала я.

– Уехал в соседнее село родителей проведать.

Я поразилась:

– Как же его Отелла… то есть Забава отпустила?

Не удивлюсь, если Игнат не доедет до родителей, а проведет время на сеновале с какой-нибудь прекрасной селянкой. Такой строгий надзор и беспочвенная ревность жены сами толкают к греху.

– Поехала бы с ним, как всегда, да тяжелая слишком, – пояснила повариха. – Не ровен час, повитуху звать придется. Но про мужа она завсегда все знает, даже когда он далече.

Устинья покосилась на дверь и, наклонившись ко мне, зашептала:

– Есть у нее ниточка волшебная. Она ее Игнату в рубаху зашила. И по ней в сей же миг узнает, если он с другой кралей время проводит.

С ума сойти! Суперсовременные средства шпионажа в отсталом Лукоморье! Да Забава зарывает свой талант в землю, сосредоточившись на создании самоскачущих скалок.

– А Игнату про то известно?

– Да откуда ж? – всплеснула руками повариха. – Ведать не ведает, соколик.

– А ты-то откуда знаешь? – с недоверием спросила я.

– Мне ли не знать. – Она качнула головой. – Только Игнат за порог, как Забавушка ко мне и слезы горькие льет. Сперва страдала, голубушка, а потом нашла средство и со мной своей радостью поделилась… А-а-а-а! – вдруг заверещала она, с ужасом глядя мне за спину, и нырнула под стол.

Что еще за Годзилла там нарисовалась? Я повернулась и увидела скалку, возомнившую себя палицей. Раскачиваясь в воздухе, она бешеными зигзагами неслась ко мне. Голова в испуге вжалась в плечи, но рука сработала безотказно. Я удивленно моргнула, глядя на слабо трепыхающуюся в крепко сжатом кулаке скалку. Перстенек Ива подмигнул мне рубиновым глазком.