– А что?
– Не твое дело!
Он засмеялся и поцеловал ее опять.
– Верно, прекрасная дама. Не мое.
– Ты смеешься надо мной, – сказала она, попытавшись встать.
– Ничего подобного, – удержал ее Рек. – Ты прекрасна.
– Я никогда не слыла красавицей. Ты надо мной смеешься.
– Никогда я не стал бы смеяться над тобой. Ты на самом деле прекрасна – и чем дольше я на тебя смотрю, тем красивее ты мне кажешься.
– Ты глупый. Дай мне встать.
Он поцеловал ее снова, придвинувшись к ней поближе. Поцелуй затянулся, и Вирэ вернула его.
– Расскажи мне еще о Дросе, – попросил Рек потом.
– Не хочу я говорить о нем сейчас. Ты дразнишь меня, Рек, так не годится. Не хочу я в эту ночь думать о Дросе. Ты веришь в судьбу?
– Да, теперь верю. Почти.
– Я серьезно. Еще вчера я была полностью готова вернуться домой и достойно встретить надиров. Я верила в дренайское дело и с радостью умерла бы за него. Вчера я ничего не боялась.
– А сегодня?
– А сегодня скажи мне «не возвращайся домой» – и я не вернусь, – сама не зная зачем солгала Вирэ. Ей стало страшно, когда Рек закрыл глаза и лег на спину.
– Нет, вернешься. Это твой долг.
– А ты?
– Бессмысленно это.
– Что бессмысленно?
– Не доверяю я своим чувствам. Никогда не доверял. Мне скоро тридцать, и я знаю свет.
– О чем ты говоришь?
– О судьбе. О роке. О безглазом старце в синих лохмотьях. О любви.
– О любви?
Он открыл глаза и погладил ее по щеке.
– Не могу выразить, что я испытал, когда ты встала рядом со мной нынче утром. Это была вершина моей жизни. Все остальное утратило значение. Я видел небо – оно было голубее, чем когда-либо раньше. Все представлялось мне ярким и четким. Я чувствовал, что живу, сильнее, чем за все свое прошлое. Ты понимаешь, о чем я?
– Нет, – мягко ответила она. – Не совсем. Ты правда находишь меня красивой?
– Ты самая красивая женщина, когда-либо носившая доспехи, – со смехом сказал он.
– Это не ответ. Почему я красива?
– Потому что я люблю тебя, – ответил он, сам изумившись легкости, с которой это произнес.
– Значит, ты поедешь со мной в Дрос-Дельнох?
– Расскажи мне еще разок об этих славных высоких стенах.
Монастырские земли были разбиты на учебные ристалища – мощенные булыжником, засеянные травой, песчаные или выложенные предательски скользкими каменными плитами. Само здание, замок из серого камня с зубчатыми башнями, высилось посередине. Монастырь ограждали стены – сложенные позднее из золотистого песчаника, они выглядели не столь уж грозно – и опоясывал ров. У западной стены в оранжерее круглый год цвели цветы тридцати различных оттенков – одни только розы.
Альбинос Сербитар опустился на колени перед своим кустом, мысленно соединившись с ним. Тринадцать лет он возился с этими розами и понимал их как нельзя лучше – между ним и цветами царила полная гармония.
Розы источали свой аромат для одного лишь Сербитара. Тля на кусте гибла под его взглядом, и нежная шелковая прелесть бутонов пьянила его, как дурман.
Розы были белые.
Закрыв глаза, Сербитар откинулся назад, единый с бродящими в кусте соками новой жизни. Он был в полных доспехах: в серебристой кольчуге, с мечом у пояса, в кожаных гетрах, скрепленных серебряными кольцами; рядом лежал новый серебряный шлем со старинной цифрой «I». Свои белые волосы Сербитар заплел в косы. Глаза у него были зеленые, как листья розы. Тонкое, почти прозрачное лицо с высокими скулами завораживало своей мистической, как у чахоточного, красотой.
Сербитар прощался с цветком, нежно унимая его легкую, как паутина, панику. Он знал эту розу с тех пор, как на ней раскрылся первый лист.
А теперь он должен умереть.
Перед его мысленным взором возникло улыбающееся лицо, и Сербитар узнал Арбедарка.
– Мы ждем тебя, – передал тот.
– Иду, – ответил Сербитар.
В большом зале стоял стол, на столе – кувшин с водой, перед каждым из тридцати высоких кресел – ячменная лепешка. Двадцать девять человек – все в доспехах – молча ждали, когда сядет Сербитар. Он занял свое место во главе стола, поклонившись настоятелю Винтару, сидевшему теперь справа от него.
Все молча поели, думая каждый о своем и чувствуя каждый свое в этот миг, венчавший тринадцать лет учения.
