— Барышня! — раздалось за забором.
Соня вздрогнула. Горничная купцов Межениных помахала ей рукой.
— Барышня, не изволите ли пройти к нам? Наша молодая хозяйка вас спрашивают.
— Ангелина Петровна? — подивилась девушка. — На что я ей понадобилась?
— Не могу знать, приказывали позвать вас, и все тут.
Соня пошла к Межениным. Большой купеческий дом широко раскинулся вдоль улицы. Все тут говорило о состоятельности хозяев. Три этажа, парадное с колоннами, собственный выезд. Меженины слыли самыми богатыми купцами Энска. Единственная дочь Ангелина была просватана за столичного жениха Тимофея Толкушина и принесла с собой сказочное приданое, сделав молодого супруга одним из крупнейших петербургских купцов. Когда-то и Толкушины жили в Энске, да давно перебрались в столицу, дело уж больно бойко пошло. Но корней своих не забывали, вот и невесту сыну искали на родине, полагая, что столичные девицы слишком испорченные и избалованные городской жизнью и нравами. Сыграли свадьбу, затем у молодых родился сын Гриша. Ангелина Петровна раз в год обязательно гостила у родителей, привозила им на радость внука.
Соня знала Ангелину Петровну по-соседски. Однако обедневшая дворянская семья сторонилась близкого знакомства с разбогатевшим купечеством, вышедшим из крестьянского сословия. Покойная госпожа Алтухова всегда была лишь сдержанно любезна, и Соня переняла от матери эту манеру, хотя Ангелина Петровна казалась ей очень милой и доброжелательной женщиной.
Толкушина ждала гостью в саду под старой раскидистой яблоней, где был накрыт небольшой чайный стол. Увидев гостью, молодая женщина поднялась и протянула навстречу руки.
— Милая Софья Алексеевна! Я так скорблю о вашей матушке! Дозвольте мне обнять вас и выразить вам сочувствие.
Женщины обнялись. Слова были произнесены с таким искренним чувством, что Соня чуть было не разрыдалась.
— Благодарю вас. Мне и впрямь очень тяжело, — вздохнула Алтухова.
— Молодой девушке опасно одной. Опасно и сложно жить, думать о хлебе насущном. Вам надобно скорее замуж, тогда муж будет защищать вас и заботиться о вас. Надеюсь, что это скоро произойдет. Вы такая милая, образованная барышня, от женихов отбоя не будет!
— Не знаю. Не уверена, — все еще расстроенно ответила Соня. — Женихи теперь все больше на приданое смотрят! — сказала и тотчас же густо покраснела от своей бестактности. Ведь все в городе знали, что Толкушин прежде всего Ангелину за приданое и взял.
— Поверьте мне, милая, что деньги еще не всегда дают счастье в семейной жизни, — Ангелина Петровна не рассердилась на девушку и по-прежнему улыбалась доброжелательно. — Я уж знаю это наверняка.
Горничная принесла чай, пирожные, мадеру, и дамы уселись под деревом.
— Нынче будет много яблок, — Соня рассматривала ветки, ожидая, когда хозяйка заговорит о главном, о цели приглашения. Ведь не только соболезнования же высказать хотела?
— Вам приходится много трудиться, я слышала, вы в гимназии служите. Вас хвалят!
— Благодарю, — скромно потупилась Соня.
— Я, собственно, и хотела бы просить вашей помощи как учительницы.
— А разве ваш сын уже подрос и надо репетировать его к экзаменам в гимназию? — изумилась Соня.
— Нет, еще слава богу нет, но скоро понадобится и это.
Ангелина Петровна помолчала и поправила темно-русый локон, выбившийся из высокой прически. Она словно не решалась сказать.
— Дело в том… Дело в том, что учительница нужна мне, — выдохнула хозяйка и покраснела.
— Вам? — изумилась Соня.
— Именно что мне! Видите ли, — она, смущаясь, провела рукой по скатерти, — вы правильно сказали, что многие ищут богатства. Да только к богатому приданому не приложишь ума, знания, вкуса.
— Помилуйте, Ангелина Петровна, я не пойму, неужто вы о себе говорите? — Соня округлила глаза.
— Именно, что о себе, вот в чем беда! В гимназии науки одолевала с трудом, я не была первой ученицей. Для моих родителей главное было, чтобы я росла богобоязненной и скромной да почитала старших, воспитывали меня в старинном духе. Да что вам рассказывать, вы же знаете уклад нашего дома и нашего провинциального города. Мужа моего, Тимофея Григорьевича, и его мать, Устинью Власьевну, такая невестка, как я, очень даже устраивала. Сохраняется дух русских купеческих семей. И все было бы хорошо и славно, да только Тимофей Григорьевич в последнее время увлекся меценатством. Деньги у него рекой плывут. А когда денег много, это для души опасно становится. Вот и решил он потратить на благое дело. Церквам жертвовал, монастырям, это как обычно. Но вот появились у него новые знакомые и потянули моего Тимошу туда, где он от роду не бывал. В театр! Оно, конечно, веселей, чем в храме божьем.
