— Что?! — я от удивления даже приподнялась на кровати, но почувствовала тошноту и снова упала на подушку.
— Вы до сих пор производите избыточное количество лишних движений! Лежите спокойно!
«Намекает на мою вечно поднятую руку во время занятий?» — мысль была теплой и приятной, несмотря ни на что.
— Я не намекал, я вспоминал — это разные вещи.
— Не лезьте в мою голову!
— Я бы и рад, но не могу. У вас срок уже около 12 недель, неужели вы не замечали ничего? В таком состоянии ваши мысли сами лезут в мою голову, поэтому успокойтесь и слушайте дальше, времени не много!
— Простите, — и почему в его присутствии я всегда извиняюсь…
— Первая причина такого непонятного, с вашей точки зрения, желания мадам Помфри — Невилл Долгопупс. Не перебивайте меня! — я испуганно вытянулась в позу оловянного солдатика и перебивать передумала. — Он, как вы знаете, внук её ближайшей подруги, вторая — Лорд раструбил на весь свет, что ваш с Люциусом первенец станет его крестником.
— Чтоооо?! — больше меня ничто не могло успокоить. Я попыталась вскочить и смахнула рукой графин с водой но, вцепившись руками в мантию Северуса, все-таки встала и, схватившись за быльца кровати, попыталась глубоко вдохнуть. Стало только хуже, паника подобралась к самому горлу и крепко его сдавила. Профессор поднял палочку и что-то прошептал — ноги и руки отяжелели, я начала сползать на пол, но он проворно подхватил меня и уложил обратно в постель.
— Это еще не все, крепитесь, Гермиона, — такие слова из уст профессора успокоению не способствовали. — Почти все, даже ваши друзья, полагают, что ребенок будет прямым наследником Лорда, — на душе не то что кошки заскребли, по ней табун лошадей прошелся. Неужели они теперь все против меня? Со мной не могло такого произойти, не могло!
Наивные мысли меня тогда посещали, вспоминаю и сама удивляюсь, даже жалко себя становится…
— А вы?
— Я так не считаю. Это не похоже на Волдеморта, заранее раскрывать свои карты. Ваше дитя наверняка получит какой-нибудь «дар», но скорее для отвода глаз. Готовьтесь к пророчеству на этот счет. Хотя, после таких его заявлений, я почти уверен, что настоящий наследник обязательно появится… — профессор, казалось, ушел в себя и перестал меня замечать.
— Можно поподробней о первой причине? — напомнила я о своем существовании.
— Полумна Лагвуд. Её больше нет.
— В каком смысле «нет»?!
— В прямом, к сожалению. Убита она.
Я зажмурилась и постаралась не закричать. Теперь уже явно не от счастья. Что она такого сделала? Насолила кому-то рассказами о мозгошмыгах? Что?! Голос профессора произносил слова, формирующиеся в моей голове в предложения, понять которые было трудно. Складывалось ощущение, что меня раздетой выгнали на мороз из уютного и теплого дома. Дал бы мне кто тогда хроноворот — я бы ни о чем не спросила Северуса, лишил бы меня кто памяти — я бы поблагодарила того человека. Но, к несчастью, приятное неведение и любовно взлелеянный самообман был содран с меня безжалостно и бесповоротно.
Полумна и Невилл тайно встречались с июля месяца 1998 года. Понятно, что все их планы были разрушены точно так же, как и мои, но они и не подумали сдаваться, при первой же возможности вступив в организацию Большого Противостояния Света. Корнер и Невилл стали его идейными вдохновителями, молодой, но опытной силой. Майкл первым из всего движения убил кого-то довольно значимого из свиты Волдеморта и нагло подкинул его труп к самому входу в Министерство, заявив тем самым о своей позиции, то есть, открытом противостоянии. Еще на седьмом курсе, спасая первокурсников от Кэрроу, парень доказал всем сомневающимся, что не робкого десятка. С тех самых пор с него навсегда слетел внешний лоск, бахвальство и легкомысленность, обнажив главную его черту, без которой всякая война будет проиграна, если только она настоящая — беспощадность. Не только к врагам, не только на поле битвы, и не только в случае необходимости. Многих этим он и разочарует, показав собственным примером, что разница между нашими противоборствующими сторонами ничтожна, да и та сводится к конечной цели борьбы. Но путь к ней будто бурный кровавый поток, смывающий на своем пути всю любовь, и эту разницу делает почти призрачной…
