Она протянула тонкую золотую цепочку, с которой что-то свисало. Взяв ее, Элизабет увидела, что это изящная кованая буква «А».
— Это цепочка твоей матери, — сказала королева. — Надеть ее будет вполне уместно.
— Но мой отец-король…
— Это между нами, — твердо прервала ее Екатерина. — Я нашла ее среди драгоценностей, которые получила в наследство от предков. Я никогда ее не носила и по праву должна отдать тебе.
— Мадам, благодарю вас от всей души, — сказала Элизабет, целуя мачеху.
Ей всегда хотелось иметь хоть что-то в память о матери. Девочка застегнула цепочку на шее, сознавая, что в последний раз та наверняка касалась кожи Анны. Она была столь поглощена подарком, что не сразу сообразила: на королеве почему-то не было придворного наряда, лишь простое зеленое шелковое платье со стоячим воротником и украшенным самоцветами поясом.
— Вы что, будете так позировать для картины, мадам? — удивленно спросила Элизабет.
— Меня не будет на картине, — ответила Екатерина.
— Не будет? — ошеломленно повторила Элизабет.
— Нет, — спокойно молвила королева. — Картина изображает династию Тюдоров, включая портрет королевы Джейн, которая родила королю наследника.
— Но вы должны там быть! — горячо возразила Элизабет. — Как вас могли обойти? Это немыслимо!
— Не беспокойся, я ничуть не расстроена, — честно призналась Екатерина. — Король заверил меня, что у него и в мыслях не было мною пренебречь, да и с чего? К тому же этот выдающийся художник, мастер Джон, уже писал в прошлом году мой портрет, так что еще в одном нет никакой необходимости.
Элизабет вышла за дверь, размышляя, как странно, что место королевы на картине займет покойная Джейн Сеймур, будто она до сих пор жива и может увидеть, как растет ее сын. До чего велика была власть ее отца! Казалось, он мог воскресить умершую жену из могилы, играя со временем, словно волшебник или божество!
Но когда законченную картину наконец выставили на всеобщее обозрение, Элизабет и ее сестру Мэри ошеломил вовсе не портрет Джейн Сеймур.
Конечно, над всеми господствовал король, который величественно взирал с трона, положив руку на плечо стоявшего рядом сына. Возле него скромно сидела королева Джейн, совсем как живая.
Эдвард взирал на ее изображение, необычно спокойный для своих лет. «Интересно, о чем он думает?» — гадала Элизабет. Он никогда не говорил о матери, что было естественно, ибо он вообще ее не знал, и, похоже, вид королевы Джейн нисколько его не трогал.
Но Мэри хмурилась. Трон под балдахином с гербом, стоявший на роскошном турецком ковре, и три центральные фигуры расположились на картине между двумя рядами узорных колонн. За теми с обеих сторон стояли королевские дочери. Мэри подозревала, что отец поставил их там, чтобы отделить от законного наследника, занимавшего почетное место рядом с королем, и напомнить всем зрителям, что, хотя он и восстановил право дочерей на трон, они оставались незаконнорожденными. Позиция за пределами магического внутреннего круга объявляла об их положении всему миру, отделяя их от короля и его чистокровного наследника. Эта символика виделась Мэри обидной и унизительной. Но для Элизабет, любовавшейся деталями первого в жизни собственного портрета, картина была великолепна.
Король удовлетворенно смотрел на холст. Художник справился с делом и наконец-то запечатлел для потомков династию Тюдоров. Генрих наклонился, вглядываясь в портреты, пока его взгляд не упал на младшую дочь, и глаза короля сузились.
Элизабет затаила дыхание. Похоже, он все-таки заметил, хоть она и молилась, чтобы этого не случилось, в надежде, что деталь ускользнет от монаршего внимания. Она понимала, что ей не следовало надевать подвеску, но рассчитывала заявить этим миру, что она гордится быть дочерью Анны Болейн, и отважно надела цепочку перед художником. Сразу же после она пожалела об этом и даже пыталась найти живописца, чтобы тот изменил эскиз. Но он уже ушел, и она не знала куда.
К своему облегчению, она мигом смекнула, что буква «А» выделялась не слишком отчетливо. Вся дрожа, девочка молила Бога, чтобы отец ничего не заметил.
