Когда утром за ней пришли, она походила на привидение в строгом черном платье с капюшоном. Она предпочла отказаться от пышных нарядов, составлявших в последнее время ее одежду, решив, что покажется в них тщеславной и суетной; простая одежда подчеркивала ее юность и непорочность — о том, что последнее не соответствовало действительности, никто не догадывался.
Их было двое — маркиз Винчестер и граф Сассекс, оба знатные вельможи и когда-то, в более счастливые времена, ее друзья. Лица их были серьезны и деловиты, но ей показалось, что им не нравилась стоявшая перед ними задача.
— Сударыня, мы прибыли сопроводить вас в Тауэр, — молвил Винчестер.
Слова его обдали Элизабет холодом, хотя она и ожидала их услышать.
— Баркас ждет, — добавил Сассекс, — и вам следует поторопиться, миледи, ибо прилив не станет медлить ради вас.
— Могу я узнать, в чем меня обвиняют? — спросила Элизабет.
Лорды переглянулись. Винчестер невольно сглотнул.
— Вас ни в чем не обвиняют, сударыня, — сообщил он. — Вас забирают для допроса.
— Я невиновна! — в отчаянии воскликнула Элизабет, и мужчины неловко отвернулись при виде женских слез. — Умоляю вас, милорды, дождитесь следующего прилива. Я не готова…
— Сударыня, мы не можем, — с несчастным видом возразил Сассекс.
— Тогда позвольте мне встретиться с королевой и поговорить с ней.
— Королева не станет с вами встречаться, и вам уже сказали об этом, — напомнил Винчестер.
— Хотя бы позвольте мне написать ей, — взмолилась Элизабет, в отчаянии пытаясь оттянуть неизбежное.
Сумей она пропустить прилив, у нее появился бы еще один день благословенной свободы.
— Я не могу позволить этого, — отказал Винчестер.
— На пару слов, — прошептал Сассекс, потянув маркиза за рукав, и оба вышли в другую комнату.
Элизабет с надеждой затаила дыхание.
— Возможно, нам стоит удовлетворить ее просьбу, — сказал Сассекс.
— Боюсь, это принесет ей больше вреда, чем пользы, — возразил Винчестер.
— Милорд, — напомнил тот, — не забывайте, что перед нами леди, которая однажды может стать нашей королевой. Смеем ли мы отказать ей в просьбе? Впоследствии это может ударить по нам же самим.
Винчестер ненадолго задумался.
— Полагаю, вы правы, — согласился он. — Пусть напишет.
Когда они вернулись, Сассекс опустился на колени перед ошеломленной Элизабет.
— Вы можете написать что пожелаете, — молвил он, — и я, как истинный мужчина, доставлю ваше письмо королеве и попрошу ответа, каким бы он ни был.
Элизабет не знала, как его благодарить, с облегчением осознав, что у нее в совете нашелся по крайней мере один друг, и в ней зажглась искра надежды.
— Если я когда-нибудь смогу оказать вам услугу, милорды, просите чего пожелаете, — заверила она их и села писать самое важное письмо в своей жизни.
Зная, что речь идет о жизни и смерти, она излила в письме всю свою душу. Она напомнила Марии о ее обещании никогда ни в чем не обвинять сестру, не выслушав сперва ее слов в свою защиту. Она возражала против несправедливого заключения в Тауэр, поскольку она ничем этого не заслужила. Она клялась перед Богом, что никогда не участвовала ни в каких заговорах против королевы и никогда не желала ей зла. Она умоляла Марию о личной встрече перед тем, как ее бросят в темницу.
«Не осуждайте меня прилюдно, пока не выяснится истина, — умоляла она. Почерк ее становился все более неровным по мере того, как порхало перо и нарастало отчаяние. Она даже упомянула адмирала, заявив, что тот мог остаться жив, если бы ему позволили выступить в свою защиту перед его братом-регентом. — Молю Бога, чтобы борьба со злом не обратила одну сестру против другой, — писала она, униженно прося лишь одной встречи с Марией. — Я не виновна ни в какой измене и буду на том стоять до самой смерти».
Наконец она закончила письмо — не слишком аккуратное, так как она зачеркивала фразы и вставляла слова, полная решимости отвратить ужасную участь. Потом ее будто обожгло — последняя фраза заканчивалась наверху чистой страницы. Как только письмо попадет в руки ее врагам, они могли бы подделать почерк и дописать в оставшемся свободном месте что угодно. Но она не собиралась предоставлять им такой возможности. Снова взяв перо, она перечеркнула лист несколькими жирными линиями, а затем дописала в самом низу: «Покорнейше прошу ответить хотя бы словом. Самая верная подданная Вашего Величества, какая только была с начала времен и будет до конца жизни». Поставив привычную изящную подпись, она выпрямилась и отложила перо. Она сделала все, что могла, и остальное было теперь в руках Божьих.
