В предбаннике наш Костик и незнакомый охранник играли в шашки. Охранник вскочил, уточнил, кто я такая, отворил дверь в кабинет и осведомился, примет ли меня Кен. Костик чуть заметно подмигнул мне.
Такие, значит, дела: в кабинет Сим-Сима я без спроса войти уже не могла.
Кен поднялся из-за письменного стола и надел пиджак. До этого он был в рубашке и подтяжках. В камине горели дрова, люстра и все бра были включены, в кабинете было ослепительно светло, чего Сим-Сим не выносил.
Психиатр (или психотерапевт?) Авербах сидел, вытянув ноги в кресле близ столика на колесиках, и смаковал коньячок Туманского. Он тоже встал и дождался, пока я плюхнулась в кресло близ стола.
В пальцах Кена курилась китайская сосалка, и в кабинете уже стоял дурманно-сладкий запах его табака.
Он был в сильных очках, зрачки расплывались, и уловить выражение его глаз за стеклами было невозможно. Только по тому, как он хрустнул пальцами и забарабанил по столешнице, я догадалась — нервничает.
Фотография в самшитовой рамке, стоявшая на каминной доске, была сдвинута. Я поняла, что он ее рассматривал. Фотография была идиотская, но другой у меня не было. Из загса нашего городка. Я в распахнутой шубейке, поддатый Сим-Сим с бокалом шампанского в руках, служительница, которая нас бракосочетала, на фоне триколора и городского герба с рыбами и якорями. Из-за ноги Туманского выглядывает и корчит рожицу Гришка, похожий в своем комбинезоне на гномика.
— Как вы себя чувствуете? — спросил, разглядывая меня, Кен.
— Вашими заботами, — проникновенно произнесла я. — Если бы не вы…
— Пустое, пустое, — улыбнулся он. — Но вот доктор считает, что вам еще надо… понаблюдаться! Не так ли?
— Можно и так, — пожал плечами Авербах. — Во всяком случае, сменить обстановку — очень даже не помешает. Но, в общем, все приходит в норму. Вы — сильный человек, мадам! С чем я вас и поздравляю. Впрочем, себя тоже.
— Медицина рекомендует, а я не возражаю, — сказал Кен. — Это — загранпаспорта… — Он порылся в каких-то бумагах на столе. — Ваш, на вашего приемыша… Григорий, кажется? И на его няньку! Эту самую девушку, Арину. Пока вы, так сказать, отсутствовали, пришлось подсуетиться. Доктор говорит, что втроем — оптимальный вариант. Не будет скучно.
— И куда же нас? — спросила я.
— Я вам все объясню, — оживился Авербах. — Я звонил в Германию своему коллеге, Генцу Штайеру, из университетской клиники… Неврология в Мюнцере. Такой психгородок, с коттеджами. Все оговорено. И с языком без проблем. Штайер в «бехтеревке» стажировался. Волокет…
— И сколько это стоит?
— Это несущественно. Все оплачено, — успокоил меня Кен. — Вылет в пятницу. Вот билеты.
Он показал на яркие книжицы с силуэтами самолетиков.
Все понятно. Меня выпихивают. Куда подальше.
И предлог трогательный. Такая забота, хоть рыдай от умиления… Вот только поторопился он. Коли б не это, я бы и впрямь зарыдала.
— Надолго?
— Месяц, полтора, — сказал Авербах.
— Подумать бы надо. Только без вас можно? — спросила я его.
— Пожалуйста!
Он пожал плечами, прихватил бутылку и пошел из кабинета. Кен невозмутимо курил.
— А что потом, Тимур Хакимович? — поинтересовалась я.
— У вас нет никаких оснований тревожиться за свою судьбу, Лизавета. — Он покосился на свадебную фотку на камине и слегка усмехнулся. — Я не очень понимаю, почему о вашем… хм… романтическом бракосочетании я узнал задним числом. Может быть, вы тоже заметили, что у нас с Семеном последнее время были некоторые проблемы. Такой запашок отчуждения. Кажется, он понимал, что я не очень одобрял то, что он был, скажем мягко, слишком увлечен вами. Это явно сказывалось на его способности мыслить трезво. Но не мне судить его. Друзья должны уметь прощать. Как минимум переносить взбрыки ближних. В конце концов, вы теперь Туманская. А это не просто фамилия. Это уже явление. Фирменный знак. И вы уже не просто сравнительно юная особа, вы тоже — знак. Который я просто обязан содержать в блеске и сиянии. У вас не будет проблем, Лиза. Я…
— И сколько вы мне отстегиваете, Кен? — перебила я его. — Имею в виду на содержание? И как я буду получать — ежемесячно, ежеквартально или сразу — на год?
