— Чего ж вы ее раньше-то… не валили?
— М-да… Как-то легко у вас… — покашлял он в кулак. — Да стоит мне хотя бы чирикнуть — и прости-прощай… Как минимум — родная Волга! Рабочий кабинет, погончики… Как максимум — веслом по башке — и в речку… Утоп Нефедов на рыбалке, всего делов… Несчастный случай! Вот, кстати, у меня и это есть… Видите? «Несчастные случаи»… С большим вопросительным знаком…
— Ну и как ее на этом прищучить? — не выдержала я. — Кто и что возбуждать будет? К кому идти? К этому… адвокату? Как его? Фамилия смешная… Часовое что-то! Ходилкин, Будильников?
— Господин Циферблат в кабинете у мэра каждый месяц свой конвертик получает… — ухмыльнулся он. — За оказание юридических услуг… Так что это — мимо!
— Выходит, вы все там как пауки в банке?.. — задумалась я. — Следите друг за дружкой, чтобы никто не колыхнулся, да? А если что — всем скопом наваливаетесь? На что же лично вы надеетесь?
— На Туманского, — помолчав, сказал он. Ну, это я уж и сама поняла. Не на меня же. Я смотрела на эти три кило, не меньше, показаний, жалоб и протоколов о невозбуждении, подписанных этим же самым слугой закона, и в смятении думала о том, что, кажется, моя мечта о родимом доме, о том, что все должно быть просто, потому что и дураку ясно, как меня обыграли, — совершеннейшая нелепость. И что как ни верти, а без Сим-Сима ничего не выйдет.
— А разве эти документы настоящие? — наконец спросила я. — Это же только копии на ксероксе…
— Настоящие, Басаргина, дорого стоят, — подумав, вздохнул он.
— Сколько?
Он был осторожен и непрост, этот Нефедов. Все просчитал и манил меня не пряником, а только запахом от него.
— Ну? Я смогу! — отчаянно сказала я.
— Мне денег не нужно, Лизавета Юрьевна… — вдруг, покачав головой, сказал он.
— А что вам нужно?
— Да закис я здесь, как в бочке с квашеной капустой… — вдруг искренне признался он. — Провинция! Что мне тут светит? Живу как с петлей на горле. Шаг влево — нельзя, шаг вправо — этого не трогай! А Москва — она ведь не за горами… И ваш Туманский — глыба! Он ведь всюду вхож, все может…
— Это вы насчет мохнатой лапы? Подсадить вас? Повыше? Я правильно понимаю?
— Совершенно верно, — невозмутимо сказал он. — Думаю, что это мой единственный шанс.
— А то ведь, если что, и прикончить могут? — не удержалась я.
— Здесь теперь все могут, — пожал он плечами. — Между прочим, если бы не ваш Захар Михайлыч, вы бы меня здесь, вот так, вряд ли бы увидели. Он в девяносто первом еще действующий был, нашу горбезопасность перетряхивал… Водочку пили, рыбку ловили! Так что все остальное давайте через него…
— Хорошо.
Папки он не позволил мне взять с собой, но я не обиделась. Что-то все-таки могло и сдвинуться. Во всяком случае, у меня теперь был свой Штирлиц в окружении семейства Щеколдиных. И уже это было удачей.
Я пошла было к Аллилуйе, когда он окликнул меня:
— Минуточку!
Полез в карман и протянул мне новенький паспорт. Выписанный в нашем паспортном столе на мое настоящее имя и фамилию. Фотография была та самая, из зонных, которые делал замполит Бубенцов. Я их так и оставила в июне на барьере в паспортном столе, когда уносила ноги от майорши.
В паспорте стояли штампы прописки и выписки. Именно из нашего с Панкратычем дома.
— Не помешает? — спросил он.
— Господи! Неужели эта ваша кадушка в погонах решилась? — изумилась я.
— У этой кадушки свои счеты с Щеколдиными… — усмехнулся он. — Так что там не я один… такой! Имеются еще люди, Басаргина! Как же без людей?
Это был обычный выходной день в конце октября, и, покинув Нефедова, я, почти развеселившись, гнала через лес Аллилуйю домой. Прикидывала, что завалюсь в постель и продрыхну до вечера, до встречи с Сим-Симом, чтобы ночью быть свежей, а там будет спальня, и я наподобие ночной кукушки, которая всегда перекукует дневную, осторожненько подъеду к Туманскому, можно и слезу пустить, для дела. Воспою хвалу Нефедову, представлю его рыцарем в белых ризах, каковому моя врагиня не дает вознести карающий меч законности. И даже представить не могла, чем этот день завершится.
