Дженис была особой, которую трудно не заметить. Приближаясь к сорока годам, она выглядела с первого взгляда не больше чем на двадцать пять. Короткие черные волосы, элегантно уложенные, эффектно обрамляли ее несколько бледное лицо. Ее самоуверенность доходила до заносчивости, а сексуальные аппетиты были хорошо известны в полубогемной художественной среде. Получить заказ на оформление нового пятизвездного отеля являлось само по себе головокружительным успехом, но не только это заставило ее взяться за работу. Уже в тот момент, когда она в первый раз увидела Джермейна, ее согласие было предрешено. Ей достаточно было бросить лишь один взгляд на его лицо, его стройную гибкую фигуру, как в груди у нее полыхнуло жарким огнем. Она любила высоких мужчин, но еще больше ее привлекало в мужчине нечто необычное. А в случае с Кристофером это были волосы, удивительно светлые, золотистые, создающие изумительный контраст с худощавым смуглым лицом. Глаза же у него напоминали лазеры — такой студеной льдистой голубизны, что при определенном освещении казались почти серебряными.
— Надеюсь, эта засада не означает, что все испорчено и ты встречаешь меня тут, чтобы я этого не увидел? — осведомился Кристофер, насмешливо растягивая слова.
Дженис вспыхнула и рывком распахнула дверь.
— Ну что ж, — бросила она. — Сейчас ты убедишься, насколько все великолепно.
Пол в вестибюле был выложен черными и белыми шестиугольными плитками, а конторка портье сделана из прекраснейшего тикового дерева. Небольшая, но совершенная по своим пропорциям люстра свисала с высокого сводчатого потолка. Стены густо-кремового оттенка радовали глаз. Фаянсовые чаши с цветущими растениями окружали небольшой приятно журчащий фонтан. Ни картин, ни лепных украшений, бархатные занавеси и такая же бархатная обивка диванов. Все просто, но красиво и уютно.
Кристофер лишь сдержанно кивнул, не обратив внимания на бурные похвалы Майкла.
— Начнем с ресторана, — сказал он.
Дженис недовольно скривила губы. Ни слова похвалы, ни слова благодарности. Ни… Кристофер обернулся, и выражение его глаз заставило ее поежиться. В них было что-то такое, отчего она, в первый раз в своей жизни, почувствовала неуверенность в себе и даже известную робость. Но увидев, как легкая улыбка тронула уголки его дразняще чувственных губ, она ощутила к нему острое влечение. Это было так волнующе — повстречать мужчину, который в самоуверенности превосходит тебя. Ей уже казалось, что таких вообще не бывает.
Осмотр последовал тщательный и неторопливый. Кристофер молчал, но видно было, что он замечает каждую деталь, каждую мелочь, начиная с кружевной отделки на салфетках в ресторане и кончая цветом соломинок для коктейля в баре. Они проследовали наверх, в фешенебельные номера, и Дженис обратила их внимание на ослепительно белые атласные простыни.
— Только люди с вульгарным вкусом спят на цветных простынях, — надменно сообщила Дженис.
Она особенно гордилась тем, как отделала спальни. Каждый этаж имел свою цветовую гамму: первый — золотистый с кремовым, второй — сине-зеленый, третий — серый с розовым, а четвертый — венец ее искусства — был точно серебро и слоновая кость. Они осматривали последнюю спальню на четвертом этаже, когда Дженис наконец не выдержала и вызывающим тоном спросила:
— Ну как? Тебе нравится или нет? Дождусь я от тебя хоть слова?
Она стояла перед ним натянутая как струна, и грудь ее вздымалась под жакетом от учащенного дыхания.
— Майк, встретимся с тобой в два часа в Лидсе, идет?
Крис так небрежно бросил эти слова, что Дженис не обратила на них внимания. И только когда Майкл вдруг вышел, кивнув, она поняла, что они означали. Джермейн и она остались в спальне вдвоем, и тут она почувствовала, что теряет контроль над собой, что она полностью в его власти.
— Ты хорошо поработала, Дженис, — сказал Кристофер просто и сделал шаг к ней.
Ни от кого другого она бы не приняла такую скупую похвалу, но для этого человека Дженис готова была сделать исключение. С тихим смешком она поднялась на цыпочки и приникла к нему, с чувственным трепетом ощутив всю силу и крепость его тела, которое не подалось ни на дюйм, когда она прижалась к нему. Обвив руками его шею и оторвав ноги от пола, она повисла на нем всем телом, но он не покачнулся и тут. Ее соски заболели, настолько плотно груди прижались к его твердой, словно из мрамора изваянной, груди. Кристофер улыбнулся алчно изогнутыми губами и обнял ее. Она решила, что до него наконец дошли те пылкие призывы, которые она посылала с самой их первой встречи, но причина была, в общем-то, другой. Несколько дней, с самого отъезда из Америки, он не имел близости с женщиной, и его тело уже недвусмысленно ее требовало. Сделав шаг к кровати, он медленно уложил Дженис на белое атласное покрывало и так же неторопливо начал раздевать.