- Старинный... из такого вот поэта Пушкина убили, слыхал?.. Вот послушай, как он сказал.
Он проглотил кусок и встал, надулся, покраснел - приготовился читать... и вдруг сморщился, согнулся, как будто его кто-то ударил в живот, сел - "нет, не могу..." - и тут же торопясь выкрикнул высоким голосом:
- Выхожу! один! я! на дорогу! - и заплакал, почти шепотом ругаясь: Ах, ты, бля... представляешь - выхожу!., я?., один... на дорогу... а дальше забыл... эх, какая тут дорога...
- Бляс, не жмись, налей,- умолял Коля.
- Ах, ты, пропойца... завтра отработаешь?..
Коля был готов на все - "да, да, да...". Блясов полез куда-то в угол и вытащил на свет, мерцающий багровый свет факелов, огромную бутыль, на дне которой плескалось несколько литров темно-коричневой жидкости.
- Пустырник! - ахнули все восхищенно. Остатки былой роскоши, изрядно потрепанные в течение зимы запасы. Коля получил авансом полный стакан, остальным в честь дня рождения разлили по рюмкам. Я смотрел на этих людей в мрачном низком подвале с фантастическим средневековым освещением, на их радость и думал - как мало нужно человеку, чтобы воспрянуть душой... вот немного тепла, и опять люди как люди...
- Ты что не пьешь,- заорал Блясов,- ты что именинника обижаешь?..
Я выпил.
Разговор оживился. Каждый почти из присутствующих имел свою теорию, объясняющую те события и явления, которые беспокоили его. Теория Блясова касалась неохотного произрастания злаков и всякой всячины, пригодной для еды. Бляс считал, что все дело в многочисленных сотрясениях почвы, неизбежных при военных действиях. От них теряется прежнее устройство земли, и растения бесполезно ищут покоя и нужного им питания, которое "аннулируется", потому что почва "сворачивается от мелкой тряски" слипается и не выдает своего добра прорастающим семенам. На этой почве они схватились с Ларисой, которая утверждала, что все дело в изменениях свойств воды - из-за поворота рек в обратную сторону, под влиянием человека или самовольно, по причине каких-то непонятных нам недовольств природы. У Коли была теория, объясняющая таинственное нехотение разных ничтожных тварей сбраживать "продукт" - производить спиртное. Он видел в этом явную контрреволюцию и саботаж, распространившиеся на микромир. У Аугуста была своя точка зрения на все социальные катаклизмы - он объяснял их нежеланием людей работать добросовестно, вследствие чего у них освобождалось время на революционные и прочие глупости. "Рапо-о-тать на-а-та",- говорил он, округляя свои прозрачные глаза. "Во-о, работать", - поддакивал ему "дядя", имея в виду суматошных микробов. А у Марии теорий не было, вернее, когда-то у нее была теория - как вести себя с мужчинами, но она настолько не вязалась с практикой, что к середине жизни забылась, а теперь потеряла всякое значение - рядом был верный Аугуст, наконец Мария оценила его... а может, просто никому больше не была нужна...
А вот Антон молчал. И все поглядывал на Ларису, кивал головой - во всем соглашался. Иногда он улыбался ей, хотя трудно было назвать улыбкой то, что происходило на его лице, и все же как-то светлело над этой изрытой воронками пустыней... Что он за человек, как попал сюда? Пусть эти славные люди еще поспорят, им есть о чем поговорить, а мы расскажем об Антоне... и о Ларисе, потому что отдельно говорить о них просто невозможно.
Антон и Лариса
Полвека назад молодой человек, бывший студент-физик Антон Бруштейн, приехал в столицу из Чебоксар. Здесь он написал диссертацию по каким-то вопросам биологии, в которую физики тогда несли свет, опьяненные своими успехами в области молекул малых и неодушевленных. Все оказалось сложней, физики скоро отвалили, и в биологии остались по-прежнему биологи, правда, немало почерпнувшие от нагловатых пришельцев. Антон в столице не удержался, уехал в маленький новый город, выросший вокруг гигантского Института искусственной крови. С пылом он принялся за работу, трудился день и ночь и преуспел сначала, а потом его странная фамилия стала мешать продвижению... и город начал хиреть, и люди, работающие в институте, старели, а новых все не было, и денег не стало никаких, и оборудования... В конце концов делать эту кровь оказалось совершенно невыгодно и решили покупать японскую - за нефть, так что все здесь пришло в упадок. Антон пытался что-то делать, а потом махнул рукой, получал зарплату и отчитывался кое-как в конце года.
