Над головой по-кошачьи прокричала чайка. С моря наплывал запах йода и разлагающихся под молом водорослей. Корабль короля Филиппа был уже у выхода из гавани. Скоро он обогнет скалу с Мушиной башней, и тогда они тоже наконец-то смогут покинуть раскаленную набережную.
Раздавшийся в неподвижном воздухе смех прозвучал неуместно. Из кого это обезумевшее солнце еще не вышибло желание веселиться? Смеялись англичане — граф Лестер и Обри де Ринель, представители короля Англии, явившиеся проводить Капетинга. Сам Ричард отказался прибыть, а вместо себя отправил в порт под английским стягом этих двоих. Сейчас они смеялись из-за того, что Обри окатил молодого графа водой из кадки. И напрасно — не пройдет и двух-трех минут, как влага испарится и Лестеру станет еще жарче…
Обри де Ринель на удивление легко сошелся с окружением английского короля. Когда ему это требовалось, он умел быть любезным и обаятельным, дамы находили его привлекательным, но шептались, что прибытие лорда Незерби в Акру не вызвало особой радости у его жены. Супруги жили раздельно, редко виделись, а в присутствии Джоанны Обри держался скованно, как бы даже смущенно, и старался избегать ее под различными предлогами. Но Джоанну это как будто устраивало, ее не видели огорченной, а со вчерашнего дня она вообще была весела, как птичка. На вечернем приеме у короля Ричарда она без устали пела, звонко смеялась и казалась такой счастливой, что окружающие только диву давались: давно ли дама Джоанна де Ринель была мрачнее тучи и никому не позволяла к себе приблизиться!
Вспоминая лучащуюся счастьем сестру, Уильям размышлял о том, что давным-давно не видел ее такой. Как не слышал и ее дивного пения. Вчера же Джоанна, взяв лютню, принялась петь, чтобы развеять печаль удрученного бегством союзника Ричарда. Это было поистине великолепно! Должно быть, музыкальный дар достался ей от отца — лорд Артур де Шампер также был превосходным исполнителем кансон и баллад. Лорд-трубадур — так прозвала его Элеонора Аквитанская. Вот и Джоанна такая же. Король даже расцеловал ее, когда она умолкла и затихли струны.
— Как сюзерен, я имею право целовать своих прелестных вассалок! — весело заявил он.
Джоанна не отстранилась. Значит, успокоилась и убедилась, что не заразна. Уильям мог бы развеять и последние сомнения сестры, сообщив, что ее любовник — вовсе не лазарит. Но на вопрос о том, кто он в действительности, по-прежнему не было ответа. Ассасин? Лазутчик Саладина или одного из эмиров? Во всяком случае он не был прокаженным, а личина лазарита понадобилась ему, чтобы оставаться неузнанным. Но зачем он скрывал лицо? Не потому ли, что он, Уильям, мог его опознать?.. И какова дерзость: негодяй угрожал покрыть позором доброе имя его сестры!
О встрече с мнимым лазаритом и ночном поединке Уильям не стал рассказывать Джоанне. Однако велел своим людям обшарить окрестности Темпла и весь город. Впрочем, обнаружить незнакомца так и не удалось. И как искать того, чьи приметы неизвестны. Рослый голубоглазый воин? Да их тысячи в Акре! Шрамы от ожогов слева на груди? Да, в этом кое-что было — половина крестоносцев ходят полураздетыми от жары, и такая отметина может броситься кому-нибудь в глаза. Его люди тщательно осматривали многих воинов, в особенности тех, за кого не могли поручиться их командиры. Тамплиеры обходили частные дома и монастыри, где обосновались крестоносцы, проверка коснулась даже братьев-госпитальеров.
Тщетно. И столь же бесплодными оказались поиски недавно сбежавших сарацинских невольников. Горожане охотно отвечали на расспросы, не сообщая ничего дельного, позволяли обыскивать их дома и хозяйственные постройки, угодливо кланялись и улыбались, но кто мог поручиться, что эти улыбки — искренние? За годы жизни в Святой земле Уильям научился не доверять местным жителям. Точно так же он не верил и в благородство Саладина. Король Ричард рассчитывал, что пленники-сарацины будут своевременно выкуплены, а тем временем лазутчики маршала в стане Саладина доносили, что нет никаких признаков, что султан готовится выполнить условие заключенного между воюющими сторонами договора.
