Короче говоря, Уилл двинулся в направлении вокзала, будучи прямо-таки в приподнятом настроении. И что с того, что он был бездомен и нищ, голоден и в каком-то смысле вне закона? Ему стало еще лучше, когда возле самого вокзала его обогнала какая-то быстро мчавшаяся карета, и в голову ему едва не угодила печеная картофелина, вылетевшая из окошка. Еще теплая, истекающая маслом, опрятно завернутая в вощеную бумажку, картофелина была почти целой – ее едва надкусили с одного конца. Люди, ехавшие в карете, были, наверное, очень состоятельными. Времена стояли такие, что еду никто больше не выкидывал, разве что самые состоятельные богатеи. Уилл подхватил картофелину и, чуть не плача от счастья, запустил зубы в теплую, ароматную, маслянистую мякоть…
Словом, на вокзал он прибыл относительно сытым и хорошо разогревшимся после прогулки пешком. Ехать, по его мнению, следовало на запад. Именно туда, кажется, в основном ехал народ. Почитав расписание отбытий, Уилл присмотрел себе поезд, отправлявшийся часа через полтора, а пока пошел бродить по вокзалу. Ему все здесь нравилось – и эхо множества ног, шаркавших по каменному полу, и высокие сводчатые потолки над головой, и серый свет, вливавшийся снаружи сквозь просторные окна, и витавшие повсюду запахи кофе, пота, духов, шерстяной одежды и зимы. И то, как женщины в элегантных шубках разгуливали туда и сюда по залу ожидания, а мужчины сосредоточенно шагали не иначе как по важным делам, все такие значительные и серьезные…
А чего стоили поезда!.. Тяжело пыхтящие и вздыхающие, окутанные облаками пара и дыма, они прибывали неизвестно откуда и, погудев, снова отбывали в неведомые места! Уиллу всегда нравились поезда. Кажется, целый день до вечера стоял бы здесь и смотрел…
Один из поездов, уходивших на север, как раз собирался отчалить от платформы номер двадцать два, и Уилл подошел ближе, чтобы полюбоваться отбытием. Ему нравился и резкий запах горящего угля, и басовитый гудок, и даже голос кондуктора, призывавшего пассажиров занять свои места, а провожающих – выйти из вагонов.
Он даже не сразу расслышал еще один голос, кричавший:
– Эй, ты там! Ты! Лопоухий!.. Ушастый!..
Уилл зачарованно рассматривал гладкие красные бока паровоза, любовался отполированными поручнями – и ничего кругом не замечал, пока на плечо ему не опустилась тяжеленная ручища.
Уилл едва не выпрыгнул из собственной кожи.
– Вот ты, оказывается, где, – тяжело отдуваясь, сказал ему Мел.
Пробежка за Уиллом с другого конца станции далась ему нелегко, и причин тому было две. Первая состояла в том, что Мелу уже давненько не доводилось так проворно передвигаться. Второй причиной была Левша. Ее растрясло в переноске, и недовольная кошка стала царапаться.
Что же касается Уилла, его с головы до пят окатило ледяным ужасом. Он тотчас узнал охранника из особняка Первой Леди и нимало не усомнился, что тот явился сюда по приказу хозяйки. Сейчас он арестует Уилла и поволочет его обратно к алхимику – на пытки и смерть…
Ужас породил тьму, а тьма родила ненависть. Привратник, помнится, пообещал хранить тайну Уилла. В тот момент он показался ему почти другом. А теперь он держал его за плечо, и под тяжестью его ладони плечо готово было затрещать. Уилл понимал, что в драке с этим великаном у него не было ни единого шанса. Мужик был просто громаден. У него даже запястье было толще, чем у иных людей шеи.
А Мел все никак не мог отдышаться. Наверное, все же не стоило ему пить такое количество горячего шоколада. Три… нет, четыре чашечки в день, и все, хватит. То-то последнее время форма стала казаться ему тесноватой.
– Так… и… думал, – кое-как пропыхтел он, – что здесь… тебя… отыщу. Сюда… все беглецы…
– Последний звонок! Последний звонок! – окликал кондуктор. – Есть провожающие?
Момент был совершенно отчаянный, и Уилл вдруг вообразил, как на веки вечные улетает отсюда, возносясь на крылатом поезде в беспредельное небо. Вот что-то завизжало и заскрипело – это кондуктор снимал состав с тормозов. Локомотив тяжело засопел и тихонько пополз вперед – прочь со станции.
– Я… боялся, что ты… сядешь в поезд…
