Сталинская демократия (без кавычек!) несла реальную угрозу потери власти многими местными партийными функционерами. В новой Конституции партия упоминалась только в 126-й статье. В 10-й главе, где речь шла о правах и обязанностях граждан. В частности, их праве создавать общественные организации, ядром которых или большинства из них может быть такая же общественная организация – компартия. А может и не быть? 126-я статья.
Сталин уже тогда старался ограничить влияние партии на управление страной, дабы не возникал паразитизм элиты, чтобы ядро партии не превратилось впоследствии в «ядро» на шее у народа.
В итоге так оно и произошло! Вспомните брежневскую Конституцию! 6-я статья: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза».
В 1977-м это означало окончательный реванш. Отсроченный на 40 лет, узаконенный ответ Сталину, бросившему вызов партийной бюрократии в оболганные нынешними «историками» 30-е годы. И вызов был принят!
Июнь 1937 года. Ожидание съезда Советов. Накануне состоялся пленум ЦК партии, где обсудили закон о выборах. Незадолго до пленума от первых секретарей обкомов, крайкомов, ЦК союзных республик регулярно приходили телеграммы с просьбой разрешить арестовать инженеров, руководителей заводов. То есть, самостоятельно мыслящих людей, способных повлиять на электоральную массу. Сталин всякий раз отвечал коротко, категорично: не разрешаю. А после пленума вдруг стал соглашаться. После встречи членов ЦК, которые публично поддержали новый избирательный закон с альтернативными кандидатами, в Москву посыпались шифрованные телеграммы. Секретари обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий запрашивали так называемые лимиты. Количество тех, кого им можно арестовать и расстрелять или отправить в места не столь отдалённые. Больше всех усердствовал «жертва сталинского режима» Эйхе, в те дни – первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии. Просил права на расстрел 10800 человек. На втором месте – Хрущёв, возглавлявший Московский областной комитет: «всего лишь» 8500 человек. На третьем месте – первый секретарь Азово-Черноморского крайкома (сегодня это Дон и Северный Кавказ) Евдокимов: 6644 – расстрелять и почти 7 тысяч – отправить в лагеря. Присылали кровожадные заявки и другие секретари. Но с цифрами поменьше. Полторы, две тысячи…
На самом пленуме при обсуждении избирательного закона напрямую никто против не выступал, но почему-то почти все самые «хищные» один за другим шли потом к Сталину в кабинет. По одному, по двое, по трое… После этих визитов Сталин капитулировал.
«Репрессии попробовали остановить в феврале 1938 года на очередном пленуме. Выступал Маленков, тогда начальник Управления кадров ЦК, в открытую критиковал тех, кто особо усердствовал. Обратился к Постышеву (раньше работал на Украине, в тот момент – первый секретарь Куйбышевского обкома) и спросил: вы уже пересажали в области весь советский, комсомольский, партийный аппарат, сколько можно? Постышев ответил: «Сажал, сажаю и буду сажать. В этом моя обязанность». Маленков обратился к Багирову, первому секретарю ЦК Азербайджана: как можете подписывать документы на аресты и расстрелы, где даже нет фамилий, а только цифры подлежащих аресту и расстрелу? Тот промолчал.
Сталину нужно было срочно убирать Ежова, руками которого и проводились безудержные репрессии. Тогда говорили: «ежовые рукавицы». Вот, мол, каков! Вызвали из Тбилиси Берию, назначили первым заместителем Наркома. Но Берия не смог справиться с Ежовым. В конце ноября 1938 года Ежова пригласили к Сталину. В кабинете присутствовали Ворошилов и Молотов. Насколько можно судить, не один час Ежова вынуждали покинуть пост.
Мне удалось найти варианты его «отречения». Они написаны на разной бумаге. Одна – обычный белый лист, другая – в линейку, третья – в клеточку… Давали, что было под рукой, лишь бы зафиксировать. Поначалу Ежов готов был от всего отказаться, кроме наркомовской должности. Не вышло. На пост наркома назначили Берию» (Историк Ю. Жуков).
