— Твоя фамилия не от белорусского волка, а от какого–то более мелкого зверя. Значительно более мелкого. Суетливого, как хорьковая белка. Даже нет, ты вообще не из фауны, ты вот эта игрушка, которая крутится со звоном. — Говорила Лариса медленно и задумчиво Волчку, и он невольно схватился за бока, чтобы проверить, не находиться ли и в самом деле в состоянии вращательного движения.
Лариса забычковала сигарету, вздохнула с какой–то окончательной разочарованностью в человеке.
— Береги честь смолоду, волчок–дружок.
Лариса удалилась в свой кабинет, а молодой консультант погрузился в кресло как в сосуд с расплавленным свинцом. Удалившаяся Лариса была уверена, что осталось сделать всего несколько уколов в эту ничтожную совесть, чтобы обладатель ее с воплями кинулся давать любые показания, если надо, то и на самого себя.
А дело, между тем, раскручивалось. На настоящий политический уровень оно не тянуло, хотя зам и старался. Но было ясно, что это и не простой производственный конфликт. Скоро уже все были в курсе, что Карапету маячит вполне реальная зона. Дядьку надо было спасать.
Волчка пригласили к настоящему следователю, и хотя он сразу же, с первого слова заявил, что ничего не видел, потому что рассматривал пятно на брюках, его мурыжили почти два часа. Одновременно настырный и вкрадчивый капитан подъезжал и так и эдак. Пытался выявить в консультанте советскую сознательность, но быстро оставил попытки, намекал и на социальное происхождение, ты мол, парень из сирот, на кухаркины деньги выучился, а эти москвичи тут жируют, в огромных однокомнатных квартирах на улице 1905 года, и лупят по морде хороших комсомольских парней, раскрывших по сути шайку расхитителей честных советских гонораров. И это не сработало. Молодой консультант стоял насмерть — брюки, пятно.
Ничего не видел?
А, может, слышал?
Был ведь звук удара? На что он был похож, на удар кулаком, или открытой ладонью? Молодой человек запаниковал, понимая — попался. Забормотал что–то про среднее ухо, которое раньше все время воспалялось, а потом и про средний от этого слух, мол, даже собственная тетя не брала его в хор, которым руководила, даже по знакомству не брала. И вообще, пятно.
Тогда капитан перекинулся на инородческую траекторию, мол, понаехали в столицу разные, колотят по мордасам честных замредакторов, разве не должен поучаствовать в пресечении этого безобразия честный русский парень, армеец и ученый.
Волчок заметил несоответствие в построениях капитана. Карапет был у него то зажравшийся, то понаехавший, но молодой специалист по Бородинскому сражению решил не вылезать с этим наблюдением.
Поэтому промолчал. Уклонился, отмазался.
Дав подписать ему каждый лист протокола, капитан, с отвращением подмахивая пропуск, сказал.
— Эх, ты, пятно! Я понимаю, запугали тебя.
— Кто?
Капитан уже не смотрел на него.
— Иди, только знай, что это лжесвидетельство. Такое чистоплюйское — ничего не видел, ничего не знаю, есть чистейшее лжесвидетельство.
Волчок с удовольствием не пошел бы на работу, но у него назначены были три важнейшие встречи. Одна как раз со специалистом по муниципальному устройству Римской Империи.
Он сидел за своим столом, когда раздались шаги по коридору. Не шаги специалиста, консультант вжался в кресло. Лариса вошла, туманя свой облик дорогими табачными дымами, облако дорогого косметического запаха так же ощущалось на расстоянии.
— Ну, ты ничего не хочешь мне сказать, патриот–надомник?
Всю ночь консультант не спал. На судьбу боевого армянина ему было плевать. Он был занят решением теоремы: как отбиться от Ларисы. Она явно наметила его в герои этого процесса, какова будет ее месть, если он откажется, ему было настолько жутко думать, что он не думал. Но и капитанских щупалец официального закона он тоже боялся страшно. Как быть?! Отвлекал себя боковыми мыслями: гад Прокопенко, вовремя слинял, всегда знает, когда скрыться у себя в семействе. Права Лара, что–то нечисто с его чистым счастьем!
— Ну что, Волчок?
— Что?
— А ты не перечислишь ли мне императоров династии Клавдиев.
— Зачем?
— Что–то мне очень захотелось послушать.
