Лариса возвращаясь домой с занятий вдруг ни с того, ни с сего (как будто кто–то дернул за рукав), ни с сего остановилась у газетного стенда «Гродненской правды», и там, на четвертой полосе, внизу, в углу увидела ненавистное имя. Валерий Перков, вслед за этим четыре стихотворения, полные такого декадентского дребезга, по сравнению с которым «Мои пораженья» звучали как почти жизнеутверждающий текст.
Стоял яркий, голубой, солнечный мартовский день. С сияющих сосулек мелко петляя сбегали вниз быстрые капли. Блестели окна домов, даже троллейбусы выглядели одухотворенно, а в Ларисе закипало злое, но жизнеутверждающее чувство.
Она поняла, что надо делать.
К офицеру Леониду ее не пустили. Она дождалась его в скверике у входа в управление. Завидев ее, он попытался свернуть в боковую аллейку и ускорить шаг, но все это были напрасные попытки.
— Решила меня поблагодарить?
— Ты мне должен помочь.
— Послушай, сколько это будет продолжаться? Я не собираюсь всю жизнь трястись при твоем появлении.
Лариса была спокойна.
— Все закончится, как только я отсюда уеду.
Мысль была настолько очевидна, что Леонид перестал раздувать возмущенные ноздри.
— Что?
— Ты должен мне помочь.
— Ну, говори.
— Перевод в Москву.
Он фыркнул.
— В любой институт.
Он фыркнул снова. Лечение выглядело обременительнее болезни.
Она вздохнула, как человек, обладающий куда большим жизненным опытом, чем собеседник, наивно сопротивляющийся неизбежному.
— Леня, ты же понимаешь, что это придется сделать.
Уже получив все необходимые документы, Лариса выступила на институтском комсомольском собрании, с требованием, чтобы Николая Годунка немедленно освободили от должности редактора стенгазеты. Потому что ведь недопустимо помещать на страницах этого уважаемого издания такую вредную и убогую продукцию как идеологически уродливые стишки Валерия Принеманского, дезертира трудового фронта.
Когда она выходила из аудитории, то случайно встретилась взглядом с Годунком. Он смотрел «так», что она не могла просто пройти мимо.
— Как тебе не стыдно, Коля. Ты думаешь, вот мол, она сама же мне навязала этого дурака, а теперь сама же за это бьет. Ты не можешь не напомнить мне о моей жизненной драме. Ты жестокий и мстительный человек, Годунок.
В столицу Лариса въехала слегка прищурившись, как бы прикидывая, кто из попадающихся навстречу мужиков собирается ее соблазнить своей беспомощностью и вслед за этим цинично бросить. Она была убеждена, что знает о представителях противоположного пола практически все, и решила, что ее больше никогда не заманить под вывеску «Гибнущий талант». Когда она услышала по радио некогда популярную песню, где были слова «женщина скажет, женщина скажет, женщина скажет — жалею тебя», ее чуть не вырвало.
Ей дали койку в аспирантском общежитии пединститута. В двухкомнатном блоке с общим туалетом и душем. Одну комнату занимала Лариса вместе с очень болезненной, почти постоянно отсутствовавшей девушкой, вторую — Изабелла. Она сразу завладела вниманием новенькой. Она была иностранка, она шикарно одевалась, постоянно курила, отчего напоминала жрицу в облаке культовых испарений. У нее, правда, был недостаток — она печатала на машинке. Машинка была той же породы, что и у сварщика. Родственницы, как Лиля Брик и Эльза Триоле. Лариса сама додумалась до этого образа после одной из лекций по зарубежной литературе.
Лариса сначала напряглась, а потом простила новой подруге это сходство. Потому что Изабелла боролась. На ее латиноамериканской родине царила диктатура, держащаяся на штыках американской морской пехоты и Изабелла Корреа Васкес организовала что–то вроде ячейки сопротивления из соотечественников, студентов московских вузов.
Первое посещение ее комнаты поразило Ларису как выезд за рубеж. Здесь все было другое, запахи, предметы, даже свет из окна, как будто в него подмешали каплю крови. Коврики с диким орнаментом на стене и полу, портреты Боливара и Че, пузатые, губастые статуэтки, стопки книг с яркими латинскими буквами на корешках. На четырнадцати квадратных метрах была устроена совершеннейшая заграница.
Все началось с кофе. Изабелла вошла в комнату Ларисы, обаятельно выпуская дым изо рта, и красиво коверкая русские слова, предложила завязать знакомство. И немедленно отпраздновать его.
