Но тут Зайченко заторопился, и Ларин Пётр снова почувствовал, как под ложечкой засосало в предчувствии приключения. Чутьё юного мага подсказывало ему, что, поверни он сейчас в сторону, противоположную той, в какую направился Зайченко, вся эта затея чокнутого изобретателя останется в его жизни не более чем идеей чокнутого изобретателя. И, потом, как можно быть уверенным в том, что не через дом Руслана Зайченко лежит его путь к собственному дому?
…Спасакукоцкий разминулся с возвращающимся домой Зайченко всего на несколько минут. Это и должно было привести к тем ужасным последствиям, рассказ о которых, набивший Петру оскомину, так часто приходилось выслушивать от тёти Эльзы. Пётр знал, что сейчас произойдёт ужасная разборка, следствием чего станет пощёчина, которую Зайченко отвесит своему школьному товарищу; тот неудачно оступится и разобьёт себе голову о камень. С трудом соображая, что с ним случилось, Спасакукоцкий будет сидеть в залитой кровью рубашке в ближайшем подъезде, прижавшись лбом к лестничным перилам, и тут на него наткнётся мама тёти Эльзы, всплеснёт руками, запричитает о том, что кто-то избил паренька, и потащит его в квартиру, где Спасакукоцкий, получивший сотрясение мозга, упадёт, умываясь, в обморок. Дальше, разумеется, его уложат на диван с холодным полотенцем на лбу, он с трудом придёт в себя утром, и первое, что предстанет перед ним — ослепительно красивая девушка, хрупкая старшеклассница Эльза, дочь спасительницы Спасакукоцко-го, которой будут поручены утренние заботы о пострадавшем пареньке.
…Очевидно, без толку проторчав в подъезде Руслана больше двух часов, Георгий Спасакукоцкий обрёл некую способность обидеться и подумать о возможной выволочке за позднее появление дома, которое могли ему устроить его собственные строгие родители. Решительно позвонив в дверь Зайченко во второй раз, он сбивчиво попросил мать Руслана передать сыну, что дождаться того он не смог, и протянул ей в качестве записки несколько сложенных вчетверо страничек из школьной тетрадки. Та, разумеется, вопреки предостережениям Руслана, не придала этому никакого значения и равнодушно положила листочки на трюмо в прихожей. С облегчением вздохнув, Спасакукоцкий направился домой, но тут его удаляющаяся фигура и была замечена Русланом Зайченко. И, едва его окликнул знакомый голос, Спасакукоцкий немедленно раскаялся в таком опрометчивом поступке. Однако делать было нечего. Оправдываясь, Спасакукоцкий убеждал Руслана немедленно подняться в квартиру и убедиться, что его сочинение так и лежит на трюмо, — никакого родительского контроля там явно не предусматривалось. Однако Руслан был настроен воинственно.
— Ты, тварь… — он даже не замахнулся, но Спасакукоцкий дёрнулся так, будто его уже ударили. Журнал, который он держал в руке, упал на землю. Вся его тощая, сгорбленная фигурка выглядела жалкой и беспомощной. Созерцание этого символа человеческого унижения захлестнуло Петра такой волной ярости, что… К тому же это был его родной дядя, который, что ни говори, а пытался неуклюже довести племяннику после исчезновения его родителей своё искреннее желание о нём заботиться!
— Не смей! — закричал Ларин Пётр, не вполне осознавая, что он делает. Понятно, что наиболее нелепым было бы двенадцатилетнему мальчишке ввязываться в драку с верзилой-идиотом. Но неожиданно Зайченко, застигнутый врасплох, спешно выругался в сторону Спасакукоцкого и, воровато подняв глаза на окна своей квартиры, побежал к подъезду.
Тоскливо озираясь, Спасакукоцкий остановил свой взгляд на мальчике. Глаза его были полны слёз, но тут же в них вспыхнула искра негодования — он узнал своего утреннего юного знакомца. Секунду они глядели друг другу в глаза, после чего Спасакукоцкий зашагал по улице. Было в его надломленной походке что-то такое, из-за чего Пётр не решился навязывать свою компанию.
…Впрочем, пора было подумать о возвращении домой. Пётр решительно двинулся по тёмной улице в сторону, где, как ему казалось, должна находиться станция, в буфете которой ему удалось сегодня некоторым образом пообедать.
