Стапчук. Оговор! Оговор, гражданин следователь, оговор! Теперь все будут валить на Стапчука. Но пусть говорят, что хотят — я остаюсь при своем. Ломик тут ни при чем. Это не мой. Стапчук в жизни еще ничего не украл. Спросите по месту работы. Вам там скажут, что честнее Стапчука человека нет. Вы же были у меня в хате. Видели. Жизнь-то прожил, а гроша ломаного не нажил. Могу только сожалеть, что моя глупая шутка с питоном привела к таким последствиям. Я вижу, что на меня брошена тень, но я невиновен.
Следователь. Зачем вы окрасили питона светящимся составом?
Стапчук. Для большего эффекта.
Следователь. Где взяли краску?
Стапчук. Купил случайно у одного маляра.
Следователь. Фамилия этого маляра?
Стапчук. Не знаю. Он у нас прошлое лето в кооперативе подрабатывал. С тех пор я его не видел.
Следователь. Зачем ужей окрасили?
Стапчук. Для опыта. Вроде научного эксперимента. Хотел посмотреть, что из этого получится.
Следователь. Откуда у вас эта синяя фаянсовая фигурка, изображающая древнеегипетского бога?
Стапчук. Эта?
Следователь. Да, да.
Стапчук. Ах эта! Ее, понимаете ли, тот гад, ну тот самый эсэсовец, которого я порешил, выронил. Я ее потом на полу нашел.
Следователь. Выходит, что их было две? Одна лежала в гостинице, в которой ваш, так сказать, старый недруг остановился, а другую он носил с собой?
Стапчук. Может, и так. Я лично ничего об этом не знаю. Просто увидел красивую штучку и подобрал, а что она собой представляет, понятия не имею.
Следователь. Вера Фабиановна Чарская утверждает, что вы предъявили ей фигурку в качестве своего рода пароля?
Стапчук. Пароля? Ничего не знаю. Может, старушка на этого гада работала? Вы бы выяснили, гражданин следователь. Я-то ведь просто так ей штучку-то эту показал. Вижу, у нее все вещи старинные, ну и решил похвастаться — показал. Случайно совершенно…
Следователь. Случайно? Понимаю.
Стапчук. Ну вот, вы опять мне не верите! Я же все по доброй воле рассказываю. Разве не я вам про шпиона этого чистосердечное признание сделал? Что было, то было, а чего не было, того, уж извините, на себя взять не могу. Ничего я про старуху не знаю. Могу только сказать, что это очень подозрительная особа… Позвольте рассказать лучше, как дальше было дело.
Следователь. Что значит «дальше»?
Стапчук. Ну после того как я, поддавшись справедливому гневу, покарал гестаповского агента.
Следователь. Слушаю вас, Сидор Федорович.
Стапчук. Одним словом, схоронил я его и стал ждать…
Следователь. Чего?
Стапчук. Второго визита. Я-то их методу знаю, изучил, слава богу. Они если возьмут на прицел человека, то уж не отцепятся. Вот и стал я поджидать нового гостя. Для этого — откроюсь вам, что уж теперь скрывать! — и отлил я пулю. Думаю, порешу и второго на месте, ежели он ко мне, конечно, пожалует. И стал я с тех пор дежурить с заряженным ружьем, ожидать, значит. Вот тут-то со мной эта беда и приключилась. Не за того я милиционера вашего принял, не за того! Сердце-вещун обмануло. Гляжу это я однажды — как раз в тот день кирпич привезли, — бродит один, на участок глазом косит. Я подождал, подождал, а он не уходит. Даже с другого бока зашел. «Так и есть, думаю, второй пожаловал». Ну, я и вжарил ему жаканом… Эх, да разве мог я думать, что это наш, советский человек! Вот какая беда со мной, гражданин следователь, приключилась. Обманулся я, жестоко обманулся…
Следователь. И решили скрыться?
Стапчук. Конечно. Убийство есть убийство. Найдут тело, пойдут клубок разматывать, до прошлого моего проклятого обязательно докопаются. Ну, теперь, слава Богу, я чист перед вами. Все как есть выложил, и даже легче на душе стало. Теперь за мной ничего нет. Вот он я, весь перед вами, судите меня по всей строгости наших законов.
Следователь. Расскажите мне о подробностях убийства, совершенного вами в Парке культуры и отдыха имени Горького.
Стапчук. Какого убийства? Ничего не знаю! Стапчук, выходит, все убийства должен на себя взять? Интересно получается…
Следователь. Михайлова Виктора Михайловича вы ведь тоже ударили сапожным молотком? Не так ли?
Стапчук. Какого Михайлова?! Не знаю никакого Михайлова!
