Размышляя без особой тревоги, не придется ли Фавушке всю ночь прокуковать вместе с лошадьми и каретой, раз уж ее, жданную гостью, привечают так скудно, Параша шла за женщиной по каким-то переходам, мимо каких-то низеньких дверей… Одну ее проводница, наконец, отворила.
— Вот и келейка твоя, все приготовлено уж три дни… Сейчас свечечку зажгу… — Женщина вытащила из складок своего широкого одеяния огниво и сальный огарок. Когда огонек вспыхнул, лицо ее, верней, та его часть, что не была укрыта платом, низко надвинутым на лоб и сколотым под самым подбородком, оказалось молодым, но покрытым паутинкою морщинок. — Вот, и полотенца тут и вода в рукомойнике. Почивай, деточка. Я предупрежу, чтоб к утрене тебя не будили, вон ты когда приехала-то…
Как ни старалась Параша на всякий случай помалкивать, пришлось, конечно, вежливо поблагодарить послушницу прежде, чем та удалилась. Но когда дверь бесшумно затворилась за женщиной, Параша вздохнула со странным чувством облегчения. Уже есть кто-то, кто видел ее, Нелли Сабурову, и не усомнился. Пусть это всего лишь послушница привратница, но она скажет другим — Нелли Сабурова приехала, и не будет при этом лгать. Ее правда чуть-чуть заслонит Парашину ложь.
От каменных стен, сведенных низко над головою вогнутыми ладошками, веяло холодом. Словно в склепе, поежилась Параша, никогда не ночевавшая в каменном помещении. Оставленный послушницей огарок был совсем маленьким, и раздеться Параша толком не успела. Пришлось расшвыривать в темноте одежду наугад. Впрочем, так и при свете поступала Нелли, и прежде, чем мгновенно заснуть, нырнув под перину, Параша успела подумать, что все, пожалуй, к лучшему.
Уж вовсе нестрашным оказалось и пробуждение, окрашенное золотым полуденным солнцем. Никогда в жизни Параша не спала до полудня! Зато было сие вполне в духе Нелли.
Оконце в келье оказалось маленьким, под самым потолком, но беленные известкою стены умножали поступающий сквозь него свет. Да и надобно ли было большое окно, чтобы осветить комнату, в которой помещались только узкая кроватка с саржевым пологом да умывальный стол с рукомойником? Нашлось место, впрочем, и для двух знакомых сундуков, которых ночью тут не было. Третий сундук с шумом въехал в распахнувшуюся дверь почти тотчас, как Параша открыла глаза.
Две втаскивающих сундук девочки, примерно Парашиных лет, кряхтели от натуги, пыхтели и хихикали.
— Как почивалось барышне? — бойко спросила одна, поменьше ростом и похудей, сразу заметив, что Параша проснулась.
— А вы кто? — выбираясь из-под перины, спросила Параша, разглядывая нежданных гостий, которые вместе с тем были и хозяйками. Одеты обе девочки были одинаково — в платочки и какие-то бесформенные линялые понявки, вовсе не похожие ни на красивые сарафаны крестьянок, ни на строгое платье монахинь. Та, что поменьше, оказалась косенькая, а которая покрупней — ярко-рыжая, с усыпанным веснушками личиком. Параша тут же смекнула, что из-за этого их, верно, и пристроили в обитель.
— Послушницы здешние, — пояснила косенькая то, что и так было ясно. — Я — Марфуша, а она вот — Надёжа. Наша келейка от тебя справа.
— А еще есть тут девочки вроде нас?
— Нету, мы только.
— Так хорошо вам тогда, хоть друг с дружкой дружите.
— Помилуй Пресвятая Богородица, барышня, — степенно вмешалась рыженькая Надёжа. — Разве мы подруги? Что ты говоришь эдакое?
— А что я такого сказала? — обомлела Параша.
— Худое сказала, — ответила Надёжа строго. Марфуша согласно кивнула.
— Не говорила я ничего худого! — Параша возмутилась. — Живете вместе, так? Да еще сама ты говоришь, остальные тут взрослые… Если такие вы злонравные да нелюдимые девки, что живете вместе, а сдружиться не можете, так то вам худо, а не мне!
Девочки прыснули.
— Не понимаешь ты, верно, — улыбнулась Надёжа. — Ты вить мирская, да и в обители, сказывают, ни разу не живала. Мы не подружки, а сестры. Другое это дело. Дружба — мирское. Нам тут нельзя ни к кому сердцем-то прилепляться, а любить надобно всех. Что молодых, что старых, одинаково. Поняла теперь?
— Поняла, — Параша смешалась.
— Давай быстрей, мы тебе одеться-то поможем! — затараторила Марфуша. — Обитель покажем, чего время-то терять.
