Лидия, в платьи цвета перванш, с волосами, украшенными единственно цветком белоснежного крина, полуобернулась от клавикорд, но не вглядываясь в вошедших. Стоявший рядом молодой мужчина, напротив, поклонился с изящной учтивостью, и что-то знакомое смутно показалось Нелли в его облике.
— Сердечно рада, но без церемоний! — озорно воскликнула она. — Мочи нет, только что доставили наимоднейшие ноты. Покуда не выслушаете, господа, не желаю и представлений! Так что прошу садиться и внимать!
— Все покоряются с охотою, — с восхищенною улыбкой вымолвил Ивелин.
— Селены робкия лучи,
Лобзают трепетныя долы, -
запел молодой человек наиприятнейшим тенором, едва гости расселись на скользких атласных стульях.
— Восторг пленительной ночи
Облегчит сердцу гнет тяжелый! —
отозвалась Лидия из-за клавир.
— Лобзают трепетныя долы
Зефиров игры молодых, -
подхватил молодой человек. Решительно, Нелли видала уж когда-то эти рыжие волосы, присыпанные голубоватою пудрой до малинового оттенка.
— Облегчит сердцу гнет тяжелый
Венок из мирт и стройный стих. -
Голос у Гамаюновой, как ни крути, был поставлен превосходно.
— Зефиров игры молодых
Бегут скользящими тенями, -
и веснушки певца также казались Нелли знакомы. А само лицо, пожалуй, нет, право, не ошиблась ли она?
— Венок из мирт и стройный стих
Царят над спящими лугами, -
локоны Лидии задорно качались в такт музыке: Ивелин не сводил с нее глаз.
— Бегут скользящими тенями
В небесной тверди облака, -
тенор певца делался все чувствительнее. Курносный нос, осыпанный веснушками, оборотился в профиль. Индриков! Тот, что проигрался в тот карточный вечер у Венедиктова, проигрался в дым!
— Царят над спящими лугами
Двояко нега и тоска! -
В голосе Гамаюновой плескалось торжество.
— В небесной тверди облака
Несут душе успокоенье, -
немудрено, что Нелли не враз Индрикова признала. Простодушное лицо его сделалось как-то вострее, словно кожа сильнее на нем натянулась, крылья носа и губы странно утончились. В отличье от Ивелина, вид его, впрочем, дышал отменным здоровьем.
— Двояко нега и тоска
Певцу являют озаренье! — пела Лидия.
Отец Модест неслышно приподнялся со стула и прошел по вощеному паркету к трехстворчатому окну.
— Несут душе успокоенье
Ток водных струй и блеск росы, -
Индриков галантно склонился, переворачивая для Лидии страницу.
— Певцу являют озаренье
Натуры спящия красы! -
Лидия расхохоталась, сама себя перебив.
Нелли поймала взгляд Роскофа, и тот улыбнулся ей одними уголками губ.
— Ток водных струй и блеск росы
Нет сердцу лучшего привета! —
воодушевлялся Индриков.
— Натуры спящия красы
Сумей познать вдали от света! —
Лидия заиграла усерднее.
— Нет сердцу лучшего привета,
Чем обаяние ночи! -
Голос Индрикова взлетел энергически.
— Сумей познать вдали от света
Селены робкия лучи! -
Лидия рассмеялась, отталкиваясь от клавир на крутящемся табурете. — Экая прелесть, это вить эклога! Поют поселянин и поселянка на лугу.
Ивелин, отец Модест и Роскоф встретили конец эклоги рукоплесканиями, к коим, помявшись, присоединилась и Нелли.
— А теперь знакомьте меня с Вашими друзьями, Алексис! — воскликнула Гамаюнова. Сияющие ее черные глаза остановились на Роскове и расширились вдруг, отпрыгнули к отцу Модесту, словно испуганные зверки, скользнули по Нелли. Бледность залила лицо Лидии.
— Давний знакомец мой Филипп де Роскоф, дворянин из Франции, — радостно отозвался Ивелин. — Макар Игнатьич Шемаханский, помещик Тверской губернии. Наконец, юный наш друг Роман Сабуров, недоросль.
— Представлю в свой черед Федора Индрикова, — отозвалась Гамаюнова деревянным голосом. — Жаль, что уж он должен ворочать ноты господину Безыменскому, нето б остался с нами еще.
— Душевно бы рад, моя повелительница, да, право, не могу, — Индриков принялся свертывать ноты в трубу.
Отец Модест, пройдя до средней створки окна, остановился, поворотясь к окну в профиль.
Раскланиваясь на ходу, Индриков юркнул в двери так резво, что лакей едва успел их растворить перед ним.
— Теперь может поговорить средь коротких друзей, — Роскоф отчего-то дотронулся до своей щеки. — Вить люди сторонние нам, право, ни к чему.
— Боюсь, не такой уж и сторонний человек господин Индриков, — сквозь зубы проговорила Нелли. — В последнюю встречу нашу он проигрался в дым Венедиктову, хотел топиться в Неве, а нынче свеж, как розан. Не стоило б давать ему уйти.
