Отец Модест сгорал со стыда, уставясь в земляной пол, но слушал внимательно.
— Верно ль то, что тщитесь оборвать Цепь Святого Петра?
Вздрогнула, похоже, не одна только Нелли: голос отца Иеремии громогласно прозвучал под низкими сводами. Нифонт с недовольною миной кинулся к зеркалам, ни на мгновение не заслоняя от пленника, повернул немного то, что справа.
— Не мытьем, так катаньем, — Танатов, казалось, не обратил внимания на то, что вопрошающий голос переменился. — В нескольких местах уж сии цепи надпилены. Только б разобраться со священниками теми, откуда ж они только взялись?
— Как добрался ты сюда? — вновь взялся за дело Нифонт.
— Ходом подземным, — Танатов подмигнул незнамо кому. — Ох уж ободрался да страху натерпелся-то!
— Откуда карта?! — теперь уж не сдержался отец Модест. — Неужто добыта на теле Рыльского?
— Так вить не признал меня дурачина-то. И то сказать, лица сроду не видал, ох ловок я был на машкерады в молодые годы! Впрямь за натуралиста принял, приветил как родного. Уши у меня повяли от россказней про град новорожденный! Ан чую, знает что-нито, нюхом чую. Он в дверь банькою распорядиться, а я за бумаги. Только неловок оказался, споткнулся да ящик-то из скрыни выворотил на пол. По полу бумаги разлетелись, не собрать. А этот и воротись некстати. Ох уж у меня поджилки затряслись, не слажу, думаю, эк вить он в Сибири-то омедвежел!
— Как ты его одолел? — Словно трещина была в красивом голосе отца Модеста.
— Страх убивает не только разум, но также силу телесную. Уж на что я сам трусил, так мой страх был неглубокой, минутный. Его страх рос в нем десятилетие бессонных ночей. Не успел он вознегодовать, как я завопил: «Неверный брат, красная рука тебя настигла!» Он аж побелел, да и прикрыл на мгновение лицо ладонью. Тут уж я кубарем ему в ноги, сбились-покатились. Единого мгновения не хватило ему с собою совладать, оно все и решило. Сильней я вышел. А уж как прирезал его, с бумагами разобрался. Очень карта пещерная меня разохотила.
— Воистину нещасное стечение обстоятельств, — задумчиво произнес князь Андрей Львович. — Из всех только Рыльскому и разрешено было иметь такую карту: вить не уроженец здешний заблудится насмерть, но даже Зайницу она не надобна, он в Крепости живет.
Со свойственною ему, но не его летам легкостью князь поднялся и подошел к Нифонту. Верно, настал его черед спрашивать.
— Ордынцы приветили тебя как своего, — спросил Нифонт впрямь уже за княсь Андрея. — В чем тому причина?
— Причина давняя, в годе сто двадцать третьем, когда тартары были великим народом, сотрясающим мир.
— А вить он считает по летосчислению анно ординис, — негромко сказал отцу Модесту Роскоф, также уже подошедший поближе. Вокруг Танатова образовалась уж изрядная толчея, но Нифонт, верно, устал с тем бороться, только делал свирепые мины, когда кто мог заслонить зеркала.
— А потом заявляют, что не от храмовников пошли, — усмехнулся священник. — Так что содеялось в сто двадцать третьем годе?
— Никто не приметил из профанов, что самый дикой и бешеной народ нуждается в золотом металле для большой войны. Либо же в том, что можно на сей купить, что не растет в нищих степях. Добрые мудрецы через всю Европу везли оружие под видом вина. Кельнские мечи, боевые ножи, уложенные так, что ничто не могло брякнуть! Оружие для тартар, с коими надеялись поступить как с хазарами. Только дюжина бочек не дошла, хоть глупцы и думали, не дошло ничего! Когда б не сторож у моста в Аллемании, что проколол своим копьем одну из бочек, из коей не пролилось ни капли жидкости, никто б вообще не узнал, что у тартар были покровители. Хазары не оправдали надежд, хоть и были приручены. Тартары казались крепче, но дело не задалось. Однако ж их языки до сей поры знают посвященные. Знаю и я! И на сем языке есть слова, напоминающие о благодарности, что передаются из рода в род пусть и утратившими былую силу дикарями. Я напомнил их главным такие слова. — Игнотус словно любовался своим отражением в главном зеркале. — Мысль же натравить диких на эту негодную Крепость родилася експромтом. Хоть немного, а отвлекутся от наших дел на свои! Дикие еще воротятся, беспременно воротятся!
