— День добрый, юная мадемуазель Сабурова, — произнес незнакомый мужской голос.
Нелли обернулась. Подъехавший был, несомненно, из Крепости, но лицо его Нелли также не было знакомо. Впрочем, было оно приятно и примечательно странной усталостью, какую не приводилось еще видеть девочке на здешних энергических лицах. Положительно, этот годов тридцати человек казался старше здешних стариков.
— Вы не тут родились, — произнесла она уверенно.
— В Москве, — незнакомец, перехватив повод, галантно приподнял простую войлочную шапку. — Вас все здесь знают теперь, а мне да позволено будет представиться — Илья Сергеич фон Зайниц.
— Вы, я чаю, тож не случайно подскакали? — отец Модест, несший в руках скомканное красное полотнище, уже был в десяти шагах.
— Как и Вы, за воздушною змеей. Неужто правда?
Отец Модест принялся без слов разворачивать ткань. Зайниц торопливо спешился. Полотнище оказалось не одно, а сшито из нескольких в подобие большущего мешка, собранного тесемкою у горловины. Крепкие шелковые тесемки, некоторые из коих были коротко обрезаны ножом, а некоторые длинны, были пришиты к мешку.
— Корзинка валялась там же. Никаких сомнений.
— Я слышал, ими пытаются теперь управлять. — Тень омрачила лицо Зайница не хуже, чем давняя туча — смешную гору.
— Не слишком успешно, но для того, чтобы перебраться через Катунь, и того довольно, — сквозь зубы проговорил отец Модест.
— Быть может, какой сорви, голова, отчаянный путешественник одиночка? — негромко спросил Зайниц.
— Вы сами-то в сие верите, Илья?
— Нет, Ваше Преподобие. Не верю.
— Надобно незамедлительно поднимать народ на поиски. Придется, Нелли, прервать нашу прогулку.
— Но что это за мешок? — обиженно воскликнула Нелли: кому приятно, когда другим ясно, а тебе нет.
— Помнишь, я говорил тебе про китайские изобретения? — Отец Модест, приторочивший сложенный мешок, вскочил в седло. — Последние лета их стали перенимать и в Европе, но не для устрашенья, а ради передвижения. Какой-то человек развел на том берегу костер, наполнил сей мешок горячим дымом и воздухом над огнем, да и прицепился к нему перелететь через реку.
— Дым легче человека! — Нелли не верила своим ушам. — Он не может его поднять.
— Может, Нелли, может, если дыму много. Да ему и близко было лететь.
— А зачем он сюда прилетел?
— В том-то и вопрос, маленькая Нелли.
— Досадую, что не взбрело мне в голову предпринять таковую прогулку вчера, — говорил отец Модест. — Да и на ойротов не погрешишь, откуда им знать, сколь интересны для нас воздушные змеи, подлетевшие не с обыкновенной стороны. Между тем помыслить обидно, какие свежие вчера были следы.
— Собаки возьмут, — с надеждою проговорил Зайниц. — Шар пропах дымом, но в корзинке-то должен удержаться какой нито запах.
— Вашими бы устами да мед пить.
— Однако ж какой наглец вторгся эдак, средь бела дня?
— Отче… — Нелли поежилась, словно стало холоднее.
— Нет, сие не Венедиктов, забудь о нем покуда, Нелли. — Отец Модест поворотился на скаку к Зайницу. — Много тревог, что себе лгать.
— Все не дает мне покою судьба нещасного Алексея, — печально заговорил Зайниц. — Видит Бог, отче, я не трепещу за себя, хотя ясно, что коли до него Рука дотянулась…
— Какая такая Рука? — переспросила Нелли, представляя себе огромную кисть в черной перчатке, с исполинскими пальцами, сжимающимися в угрозе: больно уж выразительно выделил Зайниц голосом прописную букву вместо строчной.
— Прошу прощения у дамы. Я болтаю глупости.
Нелли обратила уже вниманье, что Зайниц был с нею церемонней других обитателей Крепости, и догадалась отчего: он не был ей родственник.
— При сей юной особе можно говорить свободно, — к ее удовольствию, ответил отец Модест.
— Коли Алексея беда настигла, так и мне ее ждать. Но не то меня тревожит, я и без того живу, почитай, вторую жизнь, вместо той, что оборвалася бы боле десяти лет назад. Покой Крепости, вот, что меня смущает.
— Мы знали, что рано или поздно его нарушат. Знаем и то, куда отступать. Но ласкаюсь, сие время еще не настало. В отличье от естественного хода гишторического, злокозненный интерес может быть пресечен. Но замечу меж тем, мой друг, что Вы теперь мыслите сбивчиво. Не позволяйте огорченью овладеть разумом! Подумайте, покойный Рыльский жил в Омске. Пусть это лишь новорожденный городок, но всеми своими жилами связан он с огромною державой. И животворными, и смертоносными токами связан. Ежели убийство было местью, то Вы вить живете в Крепости. Вы безопасны, а сегодняшний озорник никак с Омскою трагедией не заедино. И уж никак не может быть, что, разыскивая Вас, Рука случайно нащупает Крепость!
