— Он же два часа назад как прибыл! — воскликнула Нелли.
— Так он и не останавливался вовсе, сударик. Спешил шибко, искал, с кем бы лошадкою сменяться. Пускай, говорит, будет и хуже, мне лишь бы свежая. Один старичок из здешних и согласился, дал свою кобылу. Тот горячего похлебал только да ускакал, ровно Нечистый за ним гонится.
Филипп и Нелли переглянулись.
— Наш мертвоголовый друг уж успел побывать тут, и в великой спешке, — сообщил Роскоф, едва появился отец Модест. — Гостиница покойная, и, быть может, могли бы мы…
— Нет, Филипп, ни во что не имеем мы права путаться, покуда на руках у нас эти дети, — устало отвечал отец Модест, к великому возмущению Нелли и Кати. — Жаль, однако, что не обронил он своей безделки на месте преступления, ежели, конечно, это он. Однако в дому Рыльского ничего любопытного, я смотрел сам. А для нас самое разумное — следовать далее и не мешкать.
— А как быть с ученым мужем? Воистину всякое доброе дело наказуемо. Он вить нас задержит.
Однако ж беспечный Михайлов забежал вскоре лишь затем, чтобы распрощаться. В Омске повстречал он коллег, составляющих подробную карту местности вокруг Барнаула, и желал с ними общения. Параше пришлось расстаться с ботаническими безделками, не без сожаления.
— Быть может, мы еще повстречаемся весною, милое дитя! Уж тогда я научу тебя делать из трав настоящий гербарий!
Дорога в Барнаул показалась невесела. Сделалось еще морознее, хотя и представлялось, что такое вообще невозможно. Едучи верхами, тщились не разговаривать без сугубой необходимости, чтобы не застудить легких. Казалось, почти не страдал от стужи отец Модест, Роскоф же, напротив, глядел несколько ею изнуренным, но держался молодцом. Даже Катя чаще обыкновенного залезала греться в кибитку. У Нелли же дважды подгорали до едкого дыма подметки теплых сапог, когда она задремывала, пристроив ноги на жаровне, источавшей живительный жар тлеющих углей.
Но и на стоянках отец Модест сделался неразговорчив, верно, мысли его все стремились к случившейся в Омске трагедии. Не заводили рассказов и девочки — долгий путь утомил их если не телесно, то душевно. Очень хотелось хоть куда-нибудь да приехать.
За этим настроением Нелли почти не разглядела своего сверстника Барнаула, что казался уж совершенно городом, с каменными зданьями на главных улицах. В Барнауле, впрочем, не задержались, только сделали кое-какие припасы, ибо, по словам отца Модеста, сие было последним местом для цивилизованных приобретений.
— Нам осталось уж вовсе немного пути, едва ль больше недели. Одна печаль, около суток идти придется нетореными путями.
— По эдаким-то снегам?! Зачем? — Нелли сделалось не по себе.
— Очень опасаюсь, что дня через три мы доберемся до края всяких дорог, маленькая Нелли.
— А дальше?
— А дальше дороги будут. Другие, — отец Модест улыбнулся странною улыбкой. — Сюда они не ведут.
На последней стоянке бинтовали лошадям бабки тонким войлоком, чтобы те не изранились о наст.
— Но кое-где придется нам идти вперед собственных коней, готовьтесь, Филипп!
— У нас бы о подобном путешествии написали целую книгу, — развеселился Роскоф.
— На взгляд россиянина, не о чем, — отец Модест, сидючи на корточках, сдавил рукою над копытом, чтобы лошадь приподняла ногу. — Но завтра день обещает быть нелегким.
Покуда ехали по дороге, Нелли дремала в возке. Толчок остановки разбудил ее.
— Солнышко к полудню, — заметила Параша. — Никак приехали, куда ехать дальше некуда.
Зевая и потягиваясь, Нелли распахнула дверцу. Девочки выбрались на белый свет, сперва изрядно ослепивший глаза после темноты коробушки.
— Ой, маменька! — Нелли встряхнула головой, греша на зрение. Путники стояли на изгибе дороги, дугою уходящей к населенным местам. Внизу текла нимало не тронутая льдом светло-желтая широкая река, другой берег которой тянулся невероятной высоты горой с ровным верхом. Склоны казались серо-синими. — Что это за река? Отчего она не стала в такой мороз?
— Катунь. Невероятной быстроты течение не дает ее сковать. — Отец Модест, глубоко проваливаясь в снег, подошел к берегу. Нагнувшись, он подхватил тяжелый черный сук и, размахнувшись, швырнул его далеко в воду. Палка помчалась словно бешеная. — Впрочем, лед все же есть, только донный, его называют еще ледяным салом. Часто, впрочем, сверху идет наледь, но она обманчива и тонка. Проедем немного берегом, здесь нам не переправиться.
