В свете лампы не было видно комнаты, и мотыльки постепенно начали казаться мне большими птицами. Это были ласточки, парящие над маленьким селом в окрестностях Харькова. Светило полуденное солнце, мычали коровы на пастбище, пахло пшеницей, и в моих руках был старый рукописный свиток на двух валиках. Точнее, уже не свиток, а отпечатанный на рыхлой бумаге "Декрет о земле". Подул ветер, откуда-то издалека застучали копыта, полуденное солнце превратилось в первую электрическую лампочку, которую я с гордостью ввинчивал в патрон под потолком в сельсовете. С поля раздавался треск новых тракторов... Hет, это был не треск тракторов - это был тревожный стук шагов по лестнице, жена безобидного детского врача Орлова рыдала, вцепившись в кожаную куртку, и кричала, что это ошибка, что ее муж ни в чем не виноват... И это был уже не крик, а непонятный гул в ночном московском небе. Шарящие по небу прожектора высвечивали парящих ласточек, которые превращались в черные зловещие самолеты. От черных самолетов отделялись черные тени и падали на землю. Hо тени не долетали до земли, превращаясь в белые облака над подъемными кранами, рассыпаясь в снежную пыль над далеким приморским городком, где в своем домике плакала милая девушка Рита, от которой ушел муж.
Рита завидовала Лене, мужа которой перевели в Москву, в какой-то институт рыбоводства. Лена писала, что у них все хорошо, что у нее родился сын весом 3600, что он, когда вырастет, обязательно будет музыкантом, потому что немедленно после рождения закричал абсолютно чистое верхнее "ля". Лена стирала пеленки, шумел вентилятор в кабинете заместителя заведующего лабораторией в институте рыбоводства... Hаступало утро.
Шумел вентилятор в компьютере, а на экране подрагивало сообщение о том, что график готов. В окно ярко светило солнце, и все, что было написано в методичке, казалось настолько очевидным, что хотелось тут же написать еще десяток таких же методичек.
Я распечатал графики на принтере и понял, что работа над курсовой, еще вчера казавшаяся титанической, полностью закончена. Оставалось только скрепить страницы, и можно было идти и потрясать научного руководителя глубиной моих познаний.
Керосиновой лампы я не нашел ни на столе, ни на антресолях, ни вообще нигде.
Мама сказала мне, что еще лет десять назад отнесла ее подруге, которой нужна была такая лампа для какой-то полупрофессиональной театральной постановки. Потом и мама, и подруга благополучно забыли про лампу, подруга куда-то переехала, зато у нас на лоджии хранится целая коробка новых свечей на случай того, если отключат свет. Свечи специально лежат на самом видном месте, чтобы в темноте их можно было легко найти.