Правда, эту смерть никто не приметил – когда отходит к Богу княгиня, разве кого-то волнует холоп?
Юрий был уверен, что больше никто ничего не знал. Но у великого хана соглядатаи везде, и они наверняка могли что-то вынюхать… И если Азбяк вдруг поймет, что в смерти его сестры виноват он, Юрий, – то суд хана будет очень скорым, и московский князь не просто умрет, а будет умирать очень долго…
Юрий был воином, и не боялся смерти – но сейчас, достигнув высшей власти, он очень хотел жить…
– В твоих жилах не течет кровь великого Чингиса, – продолжил после недолгого молчания Азбяк. – Но ты был женат на женщине, в жилах которой текла его кровь. Ты – гурган!
Азбяк встал, положил ладонь на плечо князя.
Рука была тяжелой, и Юрий понял, что должен опуститься на колени.
Он увидел шелковую туфлю хана.
И понял, что от него нужно…
– Ты можешь встать, – велел хан.
Юрий поднялся, и, склонив голову перед Азбяком, стал ждать.
Князь был уверен, что хан принял решение, которого он так долго ждал.
Он по-прежнему смотрел в пол и видел пыльные туфли, которые только что лобызал. И сильные пальцы хана, которые быстро перебирали четки.
Наконец Азбяк сказал:
– Ты волен сделать то, что считаешь нужным!
Факел, дрожавший в руке Юрия, почти не рассеивал вязкий мрак, но позволял разглядеть того, кто лежал перед ним на холодном земляном полу, закованный в колодки.
Одежды Михаила были порваны, щеку рассекал засохший шрам. На руках и ногах – кровоточащие раны. Но в измученном взгляде – боль вперемешку с вызовом.
Юрий отвел взгляд – он снова понял, что Михаил готов умереть, но не покориться.
– Ты пришел убить меня? – спокойно спросил тверской князь.
Юрий молчал. Его взгляд перебегал со спутанных волосы Михаила на грязную бороду, потом остановился на свежей ране на плече, из которой текла кровь.
Юрий отвел в сторону факел – теперь он освещал не пленника, а стены темницы, в которую тот был заточен.
В правом углу стояла икона Спасителя – Михаилу никто не запрещал молиться, к нему мог приходить его духовник, чтобы принимать исповедь.
Юрий перекрестился на икону. И в неверном свете факела князю показалось, что Спаситель смотрит на него с осуждением.
Юрий отвернулся от иконы.
– Ты убил мою жену.
Михаил молчал. Юрий не видел его лица, но ему показалось, что губы пленника скривились в усмешке.
– Ты убил мою жену! – громко повторил Юрий, и положил правую руку на рукоять меча.
Михаил молчал, но это молчание было выразительнее любых слов.
Юрий понял, что пора заканчивать. Но боялся вытянуть меч из ножен – он чувствовал взгляд Спасителя, который внимательно следил за ним. И Юрий вдруг с ужасом понял, что когда придет время предстать перед Господом, ему будет трудно оправдаться перед Ним за эту смерть.
Юрий убрал руку с меча.
– Такова воля великого хана! – громко сказал он.
И было неясно, к кому он обращал эти слова – к пленнику или Спасителю.
Затушив факел, Юрий быстро вышел из темницы.
Столкнулся с Кавгадыем, который стоял у входа. Увидел его узкие глаза и презрительную ухмылку – и, ничего не сказав, быстро пошел дальше.
Он не хотел слышать, как будет умирать тверской князь.
Вопреки опасениям, Юрий уснул быстро и спал крепко, его не тревожили сны.
Проснулся князь от того, что кто-то его бесцеремонно расталкивал.
– Вставай, великий князь!
Открыв глаза, Юрий увидел широкое лицо склоненного над ним Кавгадыя, цепкие глаза.
К губам татарина словно намертво приклеилась зловещая ухмылка.
– Что-то случилось? – спросил Юрий.
– Вставай! – громко сказал Кавгадый. – Пошли!
Юрий не мог спорить с темником великого хана, поэтому спустя несколько мгновений был уже на ногах.
Он сразу понял, куда его приведут.
…Михаил лежал на торговой площади, на холодной земле, уже слегка припорошенный снегом – зима наступила даже в южных улусах.
Тверской князь был полностью обнажен, в груди зияла свежая рана, и Юрий понял, что татары вырезали у него сердце.
Юрий отвернулся – но сразу натолкнулся на колючий взгляд Кавгадыя. И увидел презрение в черных глазах татарского воина.
– Ты почему отворачиваешь взор, великий князь? – криво усмехнувшись, спросил татарин. – Почему не радуешься? Ты же хотел его смерти!
