Крысы, шедшие за Самантой, со злобным шипением гнали их вниз.
Как только ребята дошли до конца лестницы, крысы расступились, образовав перед ними живой коридор, ведущий как раз к подножию этой огромной горы мусора. Ребекка охотно сбавила бы темп (да что там — повернулась бы и побежала во все лопатки!), но крысы не давали ей сделать этого, а, наоборот, всё настойчивее теснили её, заставляя идти быстрее.
Наконец они оказались у подножья мусорной кучи — высотой семь-восемь метров, состоящего из невообразимого скопища немыслимых отходов, — и Ребекка остановилась. Осколок зеркала между тем так нагрелся, что обжигал шею, и Ребекке пришлось держать его в руке. Её сердце колотилось так, что чуть не выпрыгивало из груди. Она пока не знала, зачем крысы её сюда привели, но чувствовала, что это ничего хорошего ей не сулит.
Верхушка огромной мусорной горы начала дрожать, и разный хлам посыпался под ноги ребятам. Тут же со всех сторон подскочили крысы и аккуратно водворили мусор обратно, — причём именно в те места, откуда он упал. То, что для Ребекки и остальных было ненужным и даже вызывающим отвращение мусором, для крыс оказалось большой ценностью.
Сверху послышался шорох, там что-то зашевелилось. Ребекка подняла голову и вскрикнула: на самой вершине мусорной горы она увидела осколок Чёрного Зеркала величиной в две ладони. А маленький кусочек зеркала, зажатый в её руке, так раскалился, что невыносимо жёг кожу.
Чёрный осколок! Это был кусочек разбитого зеркала, за которым заточён Пэр Андерматт! Помимо своей воли она подошла поближе к мусорной пирамиде и остановилась, когда несколько крыс с угрожающим шипением преградили ей дорогу.
Наверху, рядом с осколком, появилась огромная крыса, которую Ребекка сразу узнала, несмотря на большое расстояние. Её умные глаза, светившиеся коварством и жестокостью, внушали непреодолимый страх. Именно эта крыса укусила тогда Ребекку, и именно её она видела на кухне и в своём видении.
— Теперь, когда ты увидела наши сокровища, — прошипела крыса, — вы все умрёте!
Ребекка от изумления широко раскрыла глаза. Крыса… говорила с ней?
— Ты… ты можешь говорить? — пробормотала она.
— А? — переспросил Том, стоящий за её спиной. — Ты с кем разговариваешь?
— Вы не должны были приходить сюда, — продолжала крыса. — Я тебя предупреждала! Никому не заполучить наших сокровищ!
— Ваших… сокровищ? — в недоумении переспросила Ребекка.
Она не понимала, о чём говорит крыса. Здесь ведь не было никаких сокровищ. Только мусор.
Том, Таня и остальные девочки, видимо, понимали ещё меньше: они таращились на неё так, будто она свихнулась. Скорее всего, она была единственной, кто мог слышать крысиный голос.
Может быть, всё дело было в зеркальном осколке или в том, что её укусила эта самая крыса, а может быть, из-за того и другого.
Но времени на то, чтобы объяснять спутникам своё странное поведение, не было. Крыса буквально буравила её взглядом.
— Вот это и есть ваше сокровище?
Ребекка показала на мусор.
— Никто у нас его не отнимет, — сказала крыса. — И вам здесь не место! Это наш мир! Мы вас ненавидим!
— Но почему? — удивилась Ребекка. — Мы ведь вам ничего не сделали!
— Вы убиваете, — ответила крыса.
— Убиваем? Кого?
— Нас, — прошипела крыса. — Многих уже убили. Тысячи. Тысячи тысяч.
— Но это… это неправда! — стала оправдываться Ребекка. — Мы никого не убивали!
Насколько она знала, ни одна крыса серьёзно не пострадала в схватке на кухне, которую устроила Оса с метлой.
— Многие убиты, — упорствовала крыса. — Тысяча тысяч, умноженная на тысячу.
— Это миллиард, — подсчитала в уме Ребекка.
Она испугалась этой цифры, но потом поняла, что под этим выражением крыса подразумевает «многие».
— И многие тысячи из вас должны умереть, если вы придёте сюда, — продолжала крыса. — Никому не украсть наших сокровищ!
— Но это же никакие не… — начала было Ребекка, но вовремя прикусила губу и уже спокойнее сказала: — Ты ошибаешься. Всё это… — она снова показала на гору, — не имеет никакой ценности, поверь мне. Никто сюда не придёт, чтобы это у вас отобрать.
— Послушай, у меня галлюцинации или ты действительно разговариваешь с крысой? — раздался сзади насмешливый голос Саманты. — Она совсем, что ли, чокнулась?