— Ничего страшного в этом нет, — произнесла она с неожиданной твердостью, — если я несколько часов погощу у вас с Аллахом.
Но за внешней уверенностью хирург распознал мимолетный испуг.
— А теперь нам всем вместе пора отправляться в волшебное путешествие. — Он поглядел на Люси так, будто обращался к не по годам умному ребенку. — К моему огромному сожалению, доктора Стаффорда сегодня с нами не будет. Мы не можем до него дозвониться — кажется, у него как раз выходной, или же он просто еще не вернулся с конференции, иначе он непременно пришел бы поддержать вас. Я точно знаю, что у него было именно такое намерение. Но в этот раз я сам проверял совместимость тканей, а вдобавок мы пригласили на нашу операцию доктора Лоуэлла. Доктора Стаффорда вы получите обратно, самое позднее, послезавтра, а до тех пор вам по большому счету будет совершенно все равно.
Эта новость привела Люси в совершенное уныние. Она испытывала к доктору Стаффорду невероятное уважение и на этой неделе поняла, что постепенно привыкла ощущать его присутствие где-то поблизости. Для себя она решила, что в жизни не встречала души добрее, и ей ничуть не хотелось пускаться в сомнительное путешествие по неизведанному без его ненавязчивого соседства в операционной. Слабую энергетическую ауру пациентки многие списали бы на действие премедикации — но только не мистер Аззиз, от внимания которого, как и от глаз Алекса Стаффорда, ничто не ускользало.
Доктор улыбнулся и взял Люси за худенькую руку. Джейн Кук искренне восхищалась его умением незаметно рассеивать любые внезапные страхи, которые возникали у девушки по поводу операции. Его внешне невозмутимое поведение одинаково подбадривало и персонал, и больных. Он вселял в них уверенность, что его руки все сделают наилучшим образом, несмотря на серьезнейшее предостережение, которое получали пациенты перед тем, как дать свое письменное согласие. Амаль был особенным — в большей степени, чем остальные хирурги, с которыми довелось работать сестре Кук. Она обязательно позвонит Саре, вот только выпьет чаю. Малышка после обеда гуляла с дедушкой в парке. Ближе к вечеру дождь, накрапывающий всю неделю, перестал, погода прояснилась, и на улице было очень хорошо. Джейн взяла с рабочего стола карты с историями болезней и направилась в палаты для дежурного обхода.
Когда ей убрали волосы под шапочку и уложили ее на каталку, Люси еще раз, словно в тумане, взглянула на сливающиеся цветные пятна своего лоскутного одеяла. На протяжении месяцев она стежок за стежком сшивала это подобие жизни — с тех самых пор, как привезла с собой из Колумбии болезнь Шагаса. Люси исполнилось двадцать восемь, а из-за болезни она выглядела на девятнадцать, но каждый день она встречала со здравомыслием премудрой старухи. Недели напролет Люси подбирала лоскуток к лоскутку: то радужно-яркие, то пастельные — в зависимости от настроения. Ее огромные утомленные глаза на мгновение задержались на последнем из подшитых кусочков: сердце на крыле, взмывающее в ночном небе к тонкому лунному серпику. Эту композицию она задумала как напоминание о матери, улетевшей прочь, когда Люси была еще маленькой. Из полета мама так и не вернулась, и девочка не смогла от этого оправиться. В ее жизни все пошло иначе. Но в том туманном пространстве, где она целиком была во власти анестетиков, она вдруг разглядела крылатое сердце в новом свете, ощутила его как свое. Подобное она увидела впервые. Ее веки не могли больше сопротивляться и закрылись, погрузив Люси в божественные грезы.
Его присутствие Люси почувствовала еще до того, как открыла глаза. От него всегда пахло как-то по-особенному, не по-больничному — наверное, ветивером или бергамотом, подумалось ей. Она заулыбалась, не размыкая плотно сомкнутых век, потом приподняла их и произнесла:
— Не сомневаюсь, что сегодня я выгляжу куда лучше, чем обычно. Вы меня такой еще не видели.
Собственный голос показался Люси охрипшим и немного чужим. Она находилась в реанимационном отделении, и у нее болело в тех местах, в которых, по ее мнению, и болеть-то было нечему. Тем не менее насмешливые глаза Алекса подсказали Люси, что ей удалось вложить в свои слова оттенок иронии. К тому же, несмотря на общую разбитость, ужасные швы и неприятное ощущение, будто по ее телу проложили электрокабель, она чувствовала приятную сонливость.
