– Товарищ подполковник, разрешите, я с ними поговорю?
– Сиверов, я же сказал, никаких разговоров быть не может.
– А кто все это решает?
– Есть люди, которые решают. Они получили распоряжение из штаба.
– Так что, мы должны забыть о наших ребятах?!
Мы же с ними столько прошли, они много раз спасали меня, выручали, вытаскивали из таких ситуаций!
Глеб осекся. Подполковник поднял голову, затем вытащил из кармана пачку сигарет.
– На, закури и успокойся.
Глеб хоть и не курил, но потянулся к сигаретам.
Они с подполковником закурили, нервно затягиваясь.
Дым сигарет казался Глебу горьким, у него был какой-то странный пороховой запах.
– Не знаю, не знаю, что и делать… Ребят жалко, – пробурчал подполковник и вновь, как рыба, выброшенная на берег, жадно затянулся. – Чертовы душманы!
Откуда они там взялись? Ведь разведка сообщила, что в селении никого нет.
– Бывает, – сказал Глеб.. – Сколько раз случалось так, что мы неожиданно нарывались на засады. Но как-то все время выручали друг друга, спасались.
– Ты знаешь, чего это может стоить? Ведь их осталось только двое, трое уже мертвы…
В палатку подполковника вбежал радист.
– Разрешите доложить?
Подполковник кивнул и нервно раздавил окурок.
Радист посмотрел на Глеба.
– Давай, докладывай.
– Только что получил радиограмму оттуда, – радист кивнул в сторону предгорий. – Они просят помощи. Закрепились на какой-то маленькой площадке, но окружены. Боеприпасы у них на исходе. Сказали, что могут продержаться еще часа три-четыре…
– О, дьявол! – Глеб вскочил со своего места.
– Сиверов, сядь! – сурово бросил подполковник и тут же смягчился. – Побудь здесь, а я пойду переговорю.
Подполковник тяжело поднялся, поправил одежду, застегнул одну пуговицу и решительно, с мрачным, побледневшим лицом направился из палатки в сторону щитового побеленного домика.
«Хоть бы он смог договориться! – думал Глеб. – Хоть бы он смог договориться…»
Подполковник вернулся через полчаса.
– Ну? – вопросительно посмотрел на своего непосредственного командира Глеб Сиверов.
– Что «ну»? Там какой-то старший лейтенант, засранец, говорит, что хрен с ними, с нашими ребятами, что, спасая их, мы положим в пять раз больше людей.
– Но ведь это же наши!
– Я им тоже это говорил.
– А они?
– А они стоят на своем.
– Что за старший лейтенант? Откуда он взялся?
– Да новенький, из Москвы… Поливанов, что ли.
– Поливанов? – пробормотал Глеб, он не мог вспомнить эту фамилию.
Представители Москвы менялись очень часто. Побыв в районе боевых действии месяц или два, они уезжали, получив орден и очередное звание. Они даже не видели вблизи этой жестокой войны, не видели и не хотели видеть – боялись ее. В боях, как правило, они не участвовали, сидели в палатках или щитовых домиках, писали бумаги, посылали радиограммы, вели какую-то непонятную игру. Время от времени кого-нибудь арестовывали, и человек исчезал.
– Сволочь – выругался Глеб, хотя и был довольно сдержанным человеком. – Сука!
– Понимаешь, Сиверов, получается странная ситуация: они как бы делают вид, что ничего не знают, будто ничего не произошло, вернее, согласны сделать такой вид. Значит, мы можем действовать. Мне придется взять ответственность на себя. Но если что-то случится – мне не сносить головы, – сказал подполковник и потер седые виски ладонями.
– Но мы же всегда так делаем, товарищ подполковник.
– Да я знаю. Плохо то, что эти люди, которые прилетели недели две назад, мне не знакомы. И я не знаю, чего от них ожидать. Может, это просто проверка на вшивость, может, они хотят меня спровоцировать.
– А вас-то за что?
– Наверное есть за что. Ведь мы все не без греха…
Звучала музыка. Глеб Сиверов сидел, понурив голову, в своей мастерской, в глубоком кресле, и кулаки были сжаты так сильно, что суставы побелели Воспоминания накатывались одно за другим, как кадры какого-то ужасного фильма – бесконечно повторяющиеся, страшные, со взрывами, с ночными вспышками, с линиями, прочерченными в темноте трассирующими пулями.
* * *
– Этот Поливанов что-то задумал. Представляешь: старлей, а диктует всем нам.
– Ну, так что будем делать? – Глеб задал вопрос и ждал, опершись кулаками на стол.
