В отношениях бывают такие моменты, из серии самых сложных, которые, и по прошествии времени, остаются четко впечатанными в память. Для меня это — минуты острого отчаяния от невозможности найти понимание, установить хоть какую-то двустороннюю связь, достучаться до другого человека. Это моменты, когда опускаются руки, и хочется просто плакать от бессилия. С каждым из моих партнеров, будь то мальчик или девочка, я переживала такие минуты.
С первым мужем мы вдрызг рассорились однажды ночью, нам было по двадцать лет, и, спустя время, уже не помню ни причины, ни тех слов, которые мы в запальчивости швыряли друг в друга — наверняка очень обидных. Помню только матрас, огромный полосатый матрас, который я перетаскивала на пол кухни из нашей супружеской кровати. Истерическое возмущенное «я» не могло оставаться в одной постели, мириться никто из нас не хотел, и я в надежде разбудить в юном супруге то ли жалость, то ли страх меня потерять, решила ночевать на кухне. Помню, как втиснув это гигантское чудовище между обеденным столом и холодильником, я в растерянности прикидывала, куда же мне лечь головой — в сторону двери, откуда неудержимо тянуло сквозняком, или с видом на мусорное ведро?
Мне было не смешно, мой юный муж спокойно храпел в соседнем помещении, вместо того, чтобы вернуть меня в постель, обнять, пожалеть, извиниться, ну хоть что-то сделать, а я сидела на голом матрасе и прощалась со своим браком. Сам факт невозможности найти общий язык казался тогда крахом всех иллюзий. Сам факт того, что он спокойно заснул.
Каждые отношения для меня заканчивались гораздо раньше, чем это происходило формально. Они ломались именно в эти моменты — когда уже не хочется ни говорить, ни слушать, ни ссориться, ни мириться, когда ты — планета, и этот человек напротив — планета, и разность, чужесть, непересекаемость не просто очевидна, а непреодолима.
Сначала ты веришь, что у вас есть общий вектор, общее «мы». И будущее мечтается совместным, планы взаимозависимы, и так остро скучается, когда — не рядом, и сумасшедшее счастье, когда — вот, можно дотронуться в любой момент.
А потом — дни, месяцы или годы пролетели — момент слома. Он страшен особенно тем, что теряется вера в «мы». А терять ее не хочется, поэтому, зачастую, мы плотненько заматываем глаза, чтобы не видеть. И заклеиваем уши пластырем, чтобы не слышать. Неумелую или слишком гладкую ложь, хамство, пренебрежение, эгоизм, трусость, подлость. Так не хочется расставаться с иллюзией «мы». Но внутри возникает противоречие: этот человек мне врет, врет, глядя в глаза, а я не могу бесконечно носить на ушах слитки золотой лапши. Или: трусость — это качество, которое я никогда не смогу принять в партнере. Или: я не могу позволить так по-хамски со мной разговаривать.
Конфликты, чаще всего, улаживаются, заминаются, возмущение откатывает после прилива закономерным отливом, море вновь становится гладким, как глянцевая обложка, но меня поражает больше всего именно что-то в нас, тех, кто закрывает глаза. Просто из-за нежелания брать ответственность за решение на себя, из-за — в конечном итоге — страха остаться одному, отказаться от выстроенных замков на песке — теоретических моделей общего будущего. Поэтому легче назвать трусость осторожностью — хамство — нервным срывом из-за проблем на работе, обман — неудачной попыткой чего-то там…
Сначала эти детали копятся на дальней полке сознания. Но, рано или поздно, наступает тот самый момент, когда еще вчера, да что там — еще час назад ты себя мыслишь чьей-то половиной, как любящий, любимый, как часть целого… Но вот ты сидишь — в двадцать лет на матрасе на полу, или замираешь, в тридцать пять, сдерживая слезы, над раковиной в ванной комнате, бессмысленно наблюдая за тонкой струей воды, или бежишь по улице в пятьдесят, пытаясь вдохнуть немножко больше воздуха сжавшимся, перехваченным невидимой петлей нервного удушья, горлом, бежишь, куда глаза глядят, и неотвратимо подступает понимание одного короткого: это — все. Дальше — бесполезно.
Даже если все снова, каким-то чудом, вернется на старые места, если все непрощенное простится, этот момент потери веры в «мы» — он самый главный. После него, обычно, наступает агония. И многие так и продолжают жить в этой агонии, мотивируя такой неприятный компромисс разными там необходимостями, привычками, страхами или материальными соображениями. В любом случае, — после этого момента отношения, — знак равно — деградация.
