Да, история полна повторений и во всех областях. Касаясь вопроса о возможности исторических законов, и отражая доводы тех, которые отрицают их возможность, на основании мнимого отсутствия повторяемости явлений, Вундт говорит в своем "Введении в философию" следующее:
"Этот формальный признак (повторяемость явлений в природе и якобы неповторяемость в области истории. Орт.) не верен с двоякой точки зрения:
во-первых, совершенно неверно, что единичные явления (das Singulare) не играют роли в естественных науках. Например, почти вся геология состоит из единичных фактов, тем не менее никто не станет утверждать, что исследование ледяного периода потому только, что он, по всей вероятности, существовал только раз, не относится к естественной науке, а должен быть отдан историку для мечтательного созерцания. Во-вторых, совершенно неверно также и то, что в истории явления не повторяются. Начиная с Полибия, историки, поскольку они не были хроникерами, редко упускали случай, чтобы не указать на одновременные события и аналогичные ряды явлений, которые имели место в различное время и которым присуща одинаковая внутренняя связь. Такими историческими параллелями историки пользовались для известных выводов".
История повторяется. Более того, она повторяется подчас, как бы с очевидным намерением дать почувствовать и понять историческим деятелям, что ее обмануть нельзя. "Если, - говорит она, - вы совершили и вызвали событие, которое не соответствует еще данному состоянию общественных сил, вам придется повторить или, если ваша власть и влияние исчерпаны до дна, ваша попытка возобновить их тщетна и повторения напрасны". Очень хорошо и глубокомысленно говорит знаменитый историк новой философии Куно Фишер о смысле повторений исторических событий:
"Повидимому, - пишет историк философии, - всемирная история в великих вопросах, от которых зависит будущее мира, должна повторять доказательства необходимости или невозможности противоположного, чтобы утвердить окончательно новое положение; она дважды доказывала необходимость римского цезаризма и безуспешность умерщвления цезаря; битвою при Филиппах и битвою при Акциуме.
Точно так же Бурбоны должны были дважды подвергнуться изгнанию и Наполеон был дважды побежден".
История также полна экспериментов, и в известном смысле и она представляет собою лабораторию, в которой производятся опыты. Но исторический эксперимент отличается от естественно-научного эксперимента тем, что экспериментатор естествоиспытатель, имея дело с неодушевленными телами или животными, отчетливо сознает, что он производит опыт и потому с самого начала готов на неудачу.
Исторический деятель, руководящий теми или иными событиями, экспериментирует бессознательно. Имея дело с живыми людьми, а не с пассивным, бессознательным материалом, он должен действовать с уверенностью в успехе, и так именно действует исторический деятель и тогда, когда опыт завершился неудачей. К этому надо еще прибавить, что в историческом эксперименте всегда так или иначе принимают участие массы. Сознание приходит post factum. Сова Минервы вылетает в сумерках, как говорит Гегель.
Дальше. Кроме указанных мотивов, якобы лишающих возможности установления исторических законов, выдвигается суб'ективистами еще одно самое сильное с их точки зрения доказательство в тщетности искания исторического об'ективизма.
Каждый историк, или социолог, является человеком определенного сословия, группы, партии, он - продукт своей среды, воспитания, так или иначе, историк или социолог - заинтересованное лицо, а потому в историческое исследование вносятся неизбежно суб'ективные элементы, окрашивающие желательным цветом исследуемые события. А суб'ективная оценка событий и фактов естественно приводит к общим суб'ективным ошибочным выводам.
В нашей русской социологической литературе это возражение выдвигалось и пространно обосновывалось родоначальниками суб'ективной школы в социологии П. Л.
Лавровым и Н. К. Михайловским. Оба мыслителя утверждали, что каждая партия и каждый ее представитель может найти в истории достаточное количество фактов для оправдания и подтверждения своего общественного идеала. Протестант, исследующий историческую жизнь, найдет в ней достаточное количество фактов, на основании которых он сумеет доказать, что история человечества имела своей миссией осуществить идею Лютера; католик в свою очередь придет также при помощи внушительных фактов и событий к выводу, что принципы католицизма были и являются главными двигателями в ходе исторического развития. Или революционер найдет полное основание для защиты той идеи, что революционные перевороты рождают новые творческие силы, радикально разрушая ветхие, отжившие социальные формы и государственные учреждения, стоящие преградой на пути к прогрессу. Консерватор в свою очередь остановит главное внимание на таких культурных ценностях, которые необходимо следует хранить, и отсюда сделает заключение, что прогресс обусловливается бережным и тщательным сохранением всего существующего, и т. д.
