– Да, помню. Взял грех на душу.
– Почему так?
– Душа молодая могла быть светлой, а сейчас я не уверен в её будущем.
– С вами трудно разговаривать.
– Да, это не слепо командовать.
– Ну, так как насчет участия в сдаче?
– Нет уж. Увольте от греха.
– Вы же понимаете, что этим ничего не измените. Будет кто-то другой.
– Если найдете, пусть будет. Статистов у нас много, а я – истинно верующий.
– Я вынужден буду доложить, что вы отказались. Несмотря на то, что вы мне когда-то помогли.
– Вы и себе помочь не сможете.
– Ну, вы много на себя берёте. И даже более. Мы построим общество независимых свободных людей.
– Для того, чтобы построить, надо изучить эту страну. А вы же её не знаете и не понимаете.
– Как раз мы понимаем лучше и считаем церковные догмы вредными.
– А совсем недавно мне говорили, что вы верующий иудейской веры.
– Заблуждался. Нашёл в себе силы изменить взгляды…
– Знать, не глубокие были взгляды. Конечно, для нынешней власти, церковь – догма. Власть – тоже испытание. Вижу, что мало там дальновидных людей.
– Революционеры – самые дальновидные люди.
– Если бы власть хотела блага народу, она никогда бы не уничтожала веру. Ваши революционеры не добьются ничего, кроме лозунга. Вот где главная западня.
– Почему же? Мы создаём новые отношения в городах и в деревне.
– Жестокостью? Странно, много евреев вижу во главе новой власти. Но, что самое интересное, не верующих евреев, а наоборот, восставших против религии. Я раньше не мог представить, что они могут быть настолько агрессивными.
– Значит, вы нас ненавидите?
– Люди тут ни при чём. Я всех людей уважаю… Просто я хочу объяснить разницу верующего и безверия.
– И в чем же разница?
– С верой человек чище душой, а это уже немало.
– Но Бог – это фантазия.
– Эта, как вы говорите, фантазия пережила много веков.
Тот, кто хочет быстро построить новое, полностью сломав старое, накопленное, глупый человек, либо вор и проходимец.
– Я, конечно, могу преследовать вас за контрреволюционные мысли, но вовсе этого не хочу и призываю подчиниться действиям властей.
– Вот-вот. Опять вместо мыслей лозунги. Несомненно, бороться нужно, только знать зачем.
– Наша власть основана на сознательности, когда каждый понимает политику власти. Большинство согласно с её целями. Вы слышали речи Ленина, Троцкого?
– Слышал, скорее от других. Говорят, что отменные ораторы.
– Вот видите.
– Я думаю, что такого рода ораторство скорее похоже на сладкие речи дьявола.
– Что вы имеете в виду?
– Как вы думаете, кто более красноречив? Бог или дьявол?
– Ну, это не по моей части.
– Полагаю, что Бог делает свое благое дело молча.
– Новая власть отвергает Бога.
– В этом главная её ошибка. Я уже говорил, что вы строите неизвестное доселе общество и отвергаете Бога. И, заметьте, строите на непонятной вам земле. А кто вам позволил проводить такие эксперименты? Степень распространённого зла обернется на собственную судьбу.
– Я ещё раз говорю, что вовсе не хочу сделать вам плохо.
– А я, как русский человек, не могу пойти на компромиссы. Вы-то, наверное, пошли бы?
– Не ёрничайте, отец Серафим. Вам придётся подчиниться власти и ограничить эти свои вредные мысли.
– Видно, не привыкли вы слышать тихие выстраданные речи…
По душе вам совсем другие, пламенные.
– Я тоже не пойду на компромиссы. Я не верю ни в какую иудейскую или православную религию. Отец Серафим, надо уметь проигрывать.
– Это и пугает. Основное подозрение в искренности вашей власти. Не место во власти случайным людям.
В этой жизни никто ещё не выигрывал. Мне жалко вас, Траутман! Ведь вы, как и ваша власть, слепы.
– При всей вашей антипатии ко мне, я не хочу расставаться врагами.
– Хорошо, я уйду, но благодарить не буду. И даже не буду себя корить, что когда-то помог вам. Но на прощание хочу вам сказать, что я больше уважаю того, кто просил за вас. Либстера. Он твёрже стоит на нашей земле, за ним ответственность перед людьми. Он хочет добра. А проигрывает на нашей земле разобщённость и равнодушие…
Отец Серафим вышел от Траутмана с неприятным чувством.
Из российской истории известно, что до голодающих реально дошло менее одной пятой части собранных средств от продажи церковных ценностей страны. Остальные были разграблены, большинство их исчезли безвозвратно.
