— Ты, старый мошенник! — едва выдохнул запыхавшийся Росс.
— Ну и купил же я тебя, старик! — И Манкузо подал ему руку.
Росс не выдержал и рассмеялся. Гандбол был единственным, что их хоть как-то сближало в эти два года. Вообще-то в гандбол Росс раньше не играл: его коньком был сквош[10], которому он научился еще студентом в Йельском университете, а усовершенствовался в Джорджтаунском. Как-то в раздевалке спортивного зала Гуверовского ведомства он столкнулся с Манкузо, облачавшимся в шорты.
— Как насчет партии в сквош? — осведомился Росс.
— А в гандбол?
— Может, все-таки сквош? — Росс помахал легкой элегантной ракеткой.
— Это для девчонок! — И Манкузо швырнул ему пару грязных старых перчаток для игры в ручной мяч.
Больше из упорства, чем из любопытства, Росс освоил эту игру. Бывали дни, когда оба они составляли прекрасный дуэт: темноволосый мускулистый парень, который казался еще школьником, но бил с обеих рук, посылая мяч со скоростью шестидесяти миль в час, и его упрямый, как вол, стареющий партнер, который гонялся за каждым мячом — казалось, на последнем издыхании, хотя никогда не выдыхался.
Росс знал, что ему предстоит, когда Бюро выделило ему Манкузо в качестве напарника. После тридцати лет в ФБР старый хрен был вроде пожизненного заключенного, став законченным мизантропом: ни карьеры, ни семьи, ни друзей.
Он все еще числился рядовым агентом, в то время как его товарищи давно стали кто специальным уполномоченным, а кто легендой. Его считали невезучим, неуклюжим молчуном. А поскольку сейчас его время близилось к пенсии, он сделался еще более неразговорчивым и замкнутым. Росс просил выделить ему в напарники кого-нибудь другого. Он готов был даже перейти в отдел иммиграции, но напрасно. Его связали с Манкузо, а Манкузо — с ним. До скончания века — или до пенсии.
Росс взял свою голубую спортивную сумку фирмы Ральфа Лорена и бросил полотенце прямо в лицо Манкузо.
— Еще раунд — и я отваливаю обратно на работу.
Тут Манкузо повернулся в сторону от площадки.
— Гляди, цыпленок! Быки!
В коридоре за стеклянной стенкой в своем двубортном розоватом в полоску костюме стоял Барни Скотт, глава группы специальных агентов ФБР. Стоял, сунув руки в карманы брюк и посверкивая глазами.
Манкузо и Росс сошли с площадки.
— Привет, шеф,— бросил Росс, вытирая полотенцем пот на шее.
— У тебя же перерыв в двенадцать, Росс?
— Он решил пораньше прерваться, чтоб перекусить,— заметил Манкузо.
Скотт презрительно осклабился:
— У тебя, Джо, ланч, по-моему, длится с 79-го года. Шел бы ты скорей на пенсию, чтобы Бюро могло спокойно работать.
— Мне до пятидесяти пяти всего три месяца, Скотти. Потом я и сам уйду — и войду в историю. А ты можешь идти — ко всем матерям!
Манкузо отвернулся. Скотт ткнул указательным пальцем ему в плечо:
— Будь моя воля, лишил бы я тебя пенсии за несоблюдение субординации!
Оба в упор посмотрели друг на друга: тридцать лет, как они вечно спорили — и уступать никто не собирался.
— Я ничего не слышал! — сказал Росс.
Скотт напустился на него:
— А ты, Росс, держал бы язык за зубами. Тебе-то до пенсии еще не один год пилить. И пока что пинать тебя под зад коленкой будет не кто-нибудь, а я!
Манкузо тихо выругался по-итальянски и, сделав похабный жест рукой, рассмеялся.— Ладно,— сказал он Россу.— Пошли.
Они направились к раздевалке.
— Обойдетесь без душа! — крикнул.им вдогонку Скотт.— Вас обоих хотят видеть на шестом этаже.
Манкузо фыркнул.
— Хотят? Может, пошлют в отпуск в Акапулько[11]? — И он подтолкнул Росса локтем, на что тот ответил таким же образом.
Оба рассмеялись.
— Это связано с убийством Мартинеса,— прибавил Скотт.
Манкузо и Росс, переглянувшись, замерли.
— И не вешайте… сами знаете что! — Скотт тоже сделал похабный жест рукой, в итальянском духе.
10.10
— Безобразие! Прямо шуты гороховые! — фыркнул Генри О'Брайен. Росс стоял посреди комнаты со своей голубой спортивной сумкой, Манкузо — с полотенцем, оба потные и смущенные: как-никак, а эта длинная, отделанная дубовыми панелями комната была кабинетом директора ФБР и невысокий седой человек, сидевший в дальнем углу, был их шефом.
