— Вы что, приезжий?
— Нет, здешний. Здесь родился и вырос.
— Наверно, куда-нибудь уезжаете? И надолго?
— Вы почти угадали.
— На целину?
— Дальше.
— За границу?
— Еще дальше.
— В космос, что ли, улетаете? Но что-то не похоже.
— Почему не похоже?
— Вид не тот. Наружность. — Она с любопытством посмотрела на меня. — Да и в очках. Очкарик. Зрение не подходящее. Летчики и космонавты в очках не ходят. А вы очкарик. — Она повторила, видно ей понравилось это слово.
Мне оно тоже понравилось, и я тоже повторил:
— Очкарик. Это верно. А откуда вы знаете, что очкариков бракуют?
— Все это знают. А если очки разобьются?
— Это верно. Об этом я и не подумал. Им никак нельзя разбиваться. Хотите мороженого?
— А в кино?
— В кино как-нибудь в другой раз. Времени у меня в обрез.
— Когда же в другой? Вы уезжаете или передумали?
— Нет, не передумал. В другой раз уже не придется. Это верно.
Мы зашли в погребок на Невском у Садовой, и я заказал две порции мороженого.
— Так куда же вы едете, очкарик? Секрет?
— Нет, не секрет. Я, собственно, не еду, но это все равно.
— Какой-то вы непонятный. И грустный, будто что-то потеряли. Паспорт? Билет? Деньги?
— А вам приходилось терять?
— Сколько раз.
Я посмотрел на девушку. Теперь она казалась мне еще прекраснее. Она что-то рассказывала, но я не слушал и смотрел на нее, не отрываясь.
— Что вы так смотрите?
Она вся зарделась.
— Мне хочется насмотреться. Вот уже несколько дней я занимаюсь только тем, что смотрю на людей, на вещи, на дома, на улицы, чтобы запомнить.
— А зачем?
— Сам не знаю, для чего. Когда ложишься спать, ведь ничего не запоминаешь, знаешь, что утром проснешься и все будет рядом с тобой — друзья, привычные вещи, весь твой мир. Но этот сон слишком будет продолжительным, не ночь, а несколько сот лет.
Девушка с тревогой посмотрела на меня: что с ним, бредит он, что ли? По-видимому, ей было жаль меня.
— Вы, случайно, не больной? Давно бюллетените?
— Нет, совершенно здоровый.
— А почему такое говорите?
— А видите ли, я артист. Должен исполнять роль в одном научно-фантастическом фильме. Вот я и приучаю себя к чувствам, которые никому и никогда не довелось испытать.
Девушка еще раз посмотрела на меня, но уже без тревоги. Все стало на свое место. Я — артист. Артист и должен вести себя не так, как ведут другие люди. Теперь ей не казалось странным, что я смотрел на нее, словно впервые видел девичье лицо.
— И все-таки вы странный, — сказала Валя.
— Возможно, — ответил я. — Но странным меня делает роль. Я ведь должен изображать существо, прилетевшее на Землю с другой планеты. Существо это здесь все видит впервые, по-настоящему впервые, словно только что родилось на свет.
— Понимаю, — говорит Валя. — Это когда в первый раз я смотрела телевизор. Как кино, только помельче и похуже.
Нет, девушка не понимала меня. Она жила на Земле, только на Земле.
Мы вышли из погребка.
— Мне домой надо, — сказала Валя. — Подруга должна прийти на примерку. Я ей шью платье.
— Разве вы портниха?
— Нет. Но научилась. Шью неплохо.
Она зевнула. Зевнула откровенно. По-видимому, ей стало скучно со мной.
— Разрешите мне вас проводить?
— Мне на Выборгскую.
— Ну что ж. Чем дальше, тем лучше. Хочется побыть с вами.
— Странный. Очень странный вы. А мы еще увидимся?
— Нет. Не увидимся.
— Значит, вы, действительно, куда-то уезжаете? И надолго?
Я промолчал.
Мы прошли весь Литейный, перешли мост и на улице Лебедева остановились.
— Не уходите, — сказал я. — Постойте.
— Я не ухожу, — сказала Валя.
Минут десять мы стояли рядом. Должно быть, девушка что-то разглядела во мне, то, чего не видела раньше.
— Нет, вы не артист.
— А кто?
— Не знаю. Может, и в самом деле летчик или какой испытатель.
— А откуда вы догадались?
— Артисты такими не бывают.
Я взглянул на наручные часы. Мне нельзя было больше задерживаться.
— Прощай, Валя, — сказал я девушке. — Прощай.
Я крепко поцеловал ее в губы. Было слышно, как стучало ее сердце. Затем я круто повернулся и быстро пошел от нее.
— Очкарик! — тихо произнесла она мне вслед. Я не оглянулся и прибавил шаг.
— Очкарик! — звала она, чтобы я вернулся. Я шел быстро-быстро.
— Очкарик!
И мне казалось, что голос девушки донесся откуда-то издалека, пробившись сквозь бездонное расстояние, уже разделившее нас, разделившее навсегда.
