Парень, без сомнения, был хоть куда. Первую очередь своих американских противников он просто-таки смел, словно коса — жухлую траву. Он был быстр, силен как бык, и к тому же обладал очень приличной для такого тяжеловеса реакцией.
Первым его серьезным противником был Том Йорк, вы его наверняка помните. Первый раунд Том выиграл легко, но во втором Сантос выписал ему такую плюху, что сломал нос и выбил четыре зуба. После этого уже пошла настоящая мясорубка, и в пятом раунде рефери остановил бой, чтобы сохранить Тому жизнь. Тут-то газетные писаки насели на Сантоса пуще прежнего, дескать, он второй Фирпо и уж никак не миновать ему быть чемпионом.
Арни принялся организовывать матч в Гарден, а Сантоса пока что отослал обратно во Фриско, пополнить список нокаутов да поразмяться с парочкой-другой калифорнийцев. И тут-то на сцене появился темнейшей души злодей — Стив Костиган.
У Сантоса были назначены в Сан-Франциско десять раундов с Джо Хендлером, но в самый день матча Хендлер растянул лодыжку, и в последнюю минуту я заменил его. Нечего и говорить, что на ринг я вышел при ставках сто против одного. И то на меня никто не ставил, кроме ребят с «Морячки». Они, похоже, считали, что я могу уложить кого угодно просто потому, что в свое время уложил каждого из них.
До меня сразу доперло, что все эти возгласы да «ура» обращены к Сантосу. Стоило мне выйти из своего угла, он принялся паясничать, играя на публику, замахал на меня ручищами, начал строить рожи, отпускать шуточки, а напоследок опустил руки и выставил челюсть вперед — на, мол, бей! Публика, понятно, покатилась со смеху, а я, пока он рот разевал, взял да и ударил!
Пожалуй, он думал, что я от него дальше, чем есть, потому что совсем раскрылся. А я ударил правой от колена, вложив в удар все, что только было за душой. Так приложил по отвисшей челюсти, что вся рука онемела. Уж не знаю, как напрочь ему челюсть не снес. Ну, он и брякнулся на ковер, словно собрался оставаться там на веки вечные. Пришлось секундантам волочь его в раздевалку, чтобы привести в чувство.
Публика, едва переведя дух, заорала: «Жульничество! Нечестно!» Верно, так оно и было на самом деле, потому что Сантос, держи он себя в руках, наверняка победил бы. А так этот бой прикончил всю его карьеру. То ли он сердце потерял, то ли еще чего.
Дальше у него был матч с Кидом Эллисоном. Он с самого начала повел себя как-то нерешительно, а затем проиграл подобным образом еще два матча подряд. Тогда Хуссенштейн дал ему пинка под зад, и Сантос исчез было из поля зрения. Все решили, что он снова нанялся в кочегары на какое-нибудь судно, публика его забыла, и сам я уже успел забыть. А тут — вот он, откуда ни возьмись!
Все эти воспоминания молнией вспыхнули в моем мозгу, пока я стоял разинув рот, и глазел на этого гуся. Уж если Сантос на ринге, в цивилизованных условиях, выглядел тигром, то теперь — что и говорить!
Так вот, заткнул он пистолет за пояс и этак лениво тянет:
— Что-о-о, миста Костиган, помнишь меня, а-а?
— Помню, помню, грязный метис! — заорал я. — Зачем пса моего застрелил?! Пусть только развяжут — я тебе сердце вырву!
Он оскалил зубы в этакой ядовитой улыбочке и лениво махнул в сторону шеста, на который была насажена голова Того.
— Пришел повидать старого друга, а-а? Ну так вот он! Все, что осталось. Теперь Сантос — вождь! Старик был глупый, молодые — они пошли за Сантосом! Совет будем созывать. Вы мои гости!
При этом он холодно, убийственно засмеялся, что-то сказал державшим нас канакам, повернулся задом и пошел к своей хижине. Нас потащили следом за ним. Тут я оглянулся назад, и сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди: старина Майк, шатаясь, поднялся, помотал головой и огляделся. Нашарив меня остекленевшими глазами, он двинулся было ко мне, но тут же увидел и Сантоса, развернулся и убежал за деревья. Я облегченно вздохнул. Должно быть, пуля только слегка царапнула — как раз, чтобы оглушить. Никто, кроме меня, всего этого не видел, и Майк, значит, хоть на некоторое время ушел от опасности, чего никак нельзя было сказать о нас с Биллом О'Брайеном. Билл, видимо, тоже это чуял: очень уж он был бледный.
