— Дим, — попросила она. — Принеси Молли и Юлу.
Димка с Люськой выскочили из кухни. Вернувшись, они положили на пол двух довольных кошек.
— Нет, — спохватилась Алиса. — Это не Юла и не Молли. Молли рыжая, Юла дымчатая.
— Ты сказала, дымчатую зовут Зазой, — возразила Люська.
— Заза полосатая. Подождите, нет, пятнистая… Или полосатая? Да нет же, Заза полосатая, не путайте меня. Это Куся, то есть Туся пятнистая…
— Дайте мне пистолет, я застрелюсь, — голосила Люська. — Твоя Анна Яковлевна извращенка, лучше бы она присвоила каждой кошке порядковый номер. Первая, вторая, третья… десятая. Мы бы сейчас встали в коридоре и отдавали команды: «Первая — пошла! Вторая — марш лопать свои желудочки! Третья — на очереди! Пятая — сидеть! Седьмая — лежать! Десятая — голос!».
Алиска хотела засмеяться, но из горла вырвался слабый стон. До приезда Анны Яковлевны оставалась целая неделя, а предел ее терпения и силы давно иссякли.
…Домой мы возвращались в начале одиннадцатого. Димон с Люськой, взявшись за руки, шли впереди: смеялись, подкалывали друг друга, поглядывали на нас, начиная смеяться еще громче. Мы с Алисой, обнявшись, не спеша шли чуть позади. Я в который раз попросил прощения за свои слова, Алиса улыбнулась, сказав, что все забыто и я прощен.
— С завтрашнего дня будем кормить этих людоедов вместе, — пообещал я, когда мы, не сговариваясь, остановились под раскидистой березой и прильнули друг к другу.
— Еще надо найти вазочку из зеленого стекла.
— Найдем, не думаю, что это большая проблема.
Алиса кивнула. Я ее поцеловал, услышав ехидный голос сестры:
— Как романтично и как банально.
— Люсь, шла бы ты… домой.
— Еще чего, — Люська подмигнула Димону и, задрав голову, посмотрела на закатное фиолетово-синее небо. — Сегодня будем развлекаться на всю катушку. Есть повод: Димка уволился с работы, Алиску мы частично разгрузили на ее каторге, и все возвращается на круги своя. Хватит там обниматься, пошли в кафе. Глеб, Алис, не тормозите, догоняйте.
Смеясь, Люська побежала к набережной, Димка бежал за ней; мы с Алиской неохотно пошли за ними.
На город ложились мягкие теплые сумерки, день сдал свои позиции, и сейчас всюду главенствовал прозрачный вечер. Нам было хорошо, мы чувствовали себя беззаботно, легкий летний ветер, словно извиняясь, дул нам в лица, что-то шептали кроны деревьев, шелестела листва, и в этот момент я был по-настоящему счастлив.
* * *
Сегодня у нас был праздник — Алиса наконец распрощалась с должностью кошачьей няньки. Днем приехала Анна Яковлевна, увидела своих ненаглядных питомиц, заохала-заахала, начались сюсюканья, из глаз брызнули слезы радости, и Алиса была вознаграждена материально за месяц своего мучения.
Решив отпраздновать это эпохальное событие, наша компания отправилась в недавно открывшийся торговый центр: посидели в кафе, потом девчонки побродили по бутикам (Люська даже умудрилась купить себе очередной шарфик ядовито-сумасшедшего цвета), а ровно в шесть мы сидели в просторном зале кинотеатра на третьем этаже.
Домой возвращались счастливые, строили планы на ближайшие дни и в итоге сошлись во мнении, что завтра с утра ломанемся на речку, вечером оттянемся в клубе, а в четверг утром отправимся тусить за город.
Но планам не суждено было сбыться. Так часто бывает. Срабатывает элементарный закон подлости: ты планируешь-планируешь, и кажется, ничто и никто не может нарушить твоих задумок, а потом — раз! — и все планы псу под хвост.
А случилось вот что…
Едва Алиса зашла в квартиру и, скинув обувь, хотела пройти в ванную, в прихожей раздался настойчивый звонок. На пороге стояла Анна Яковлевна. Ее всегда гладкое белое лицо пылало, на щеках и шее отчетливо виднелись бордовые пятна, губы были сжаты настолько плотно, что напоминали тонкую полоску, а глаза метали молнии.
Оттолкнув Алису, Анна Яковлевна влетела в прихожую, закричав срывающимся голосом:
— Ты — малолетняя воровка! Как ты могла? Дрянь! — она больно ударила Алису по щеке.
Алиска покачнулась, прижала ладонь к горящей щеке и успела лишь с трудом сглотнуть, а Анна Яковлевна разразилась новой порцией оскорблений.
