— Это прошло гораздо лучше, — сообщил доктор Шедд, пока меня развязывали.
— Лучше, чем что?
— Чем оба предыдущих раза.
Я не помнил никаких предыдущих попыток, и сказал ему об этом.
— Ну, конечно же, не помните: они были неудачными. Не активизировалась никакая вымышленная жизнь: вы просто уснули. Однако сейчас мы в любое время можем ожидать результатов.
Они отвели меня в мою палату. На следующее утро я вновь появился в кабинете терапии, чтобы получить свою дозу бегства в воображаемый мир, свой час с Прис.
Когда меня привязали, вошел доктор Шедд и приветствовал меня:
— Роузен, я собираюсь включить вас с групповую терапию: вдобавок к тому, чем мы занимаемся здесь. Вы понимаете, что такое групповая терапия? Вы выложите свои проблемы перед группой пациентов, своих товарищей, а они будут их комментировать… вы будете сидеть вместе с ними, пока они будут обсуждать вас и те моменты в ваших рассуждениях, где вы свернули на бездорожье. Вы увидите, что все это происходит в дружеской и неформальной атмосфере. В общем, это достаточно действенное средство.
— Хорошо, — мне было очень одиноко здесь, в клинике.
— У вас не будет возражений, если материал, полученный в результате наших с вами экспериментов, поступит в распоряжение вашей группы?
— Господи, конечно нет. Почему бы мне быть против?
— Ксерокопии записей наших с вами сеансов будут распределены между участниками группы перед каждым собранием… вы осознаете, что мы записываем все ваши «уходы» для аналитических целей и с вашего разрешения для использования в группах терапии.
— Я вам, несомненно, дам свое разрешение, — сказал я. — Не возражаю, если группе моих товарищей по несчастью станет известно содержание моих фантазий, особенно если они смогут мне объяснить, где я сделал ложный ход.
— Вот увидите: нет группы лиц, более обеспокоенных тем, чтобы вам помочь, чем группа ваших товарищей — пациентов нашей клиники, — сказал доктор Шедд.
Мне сделали укол галлюциногена, и я снова погрузился в свой контролируемый уход…
Я сидел за рулем своего «Шевроле Мэджик Файр», ехал по очень оживленному фривею, возвращаясь домой в конце дня. Диктор, ведущий передачи для тех, кто в пути, рассказывал мне о дорожной пробке где-то впереди.
— Столпотворение, конструктивный подход или хаос, — говорил он. — Я проведу тебя сквозь это, дорогой друг.
— Спасибо, — громко сказал я.
Сидящая рядом со мной Прис дернулась и раздраженно спросила:
— Ты всегда разговариваешь с радио? Это плохой признак: я всегда знала, что психика у тебя не из самых крепких.
— Прис, — обратился я к ней, — несмотря на твои слова, я знаю, что ты меня любишь. Разве ты не помнишь, как мы были с тобой наедине в квартире КолЛи Нилд в Сиэтле?
— Нет.
— Разве ты не помнишь, как мы занимались там любовью?
— Господи, — сказала она резко.
— Я знаю: ты любишь меня, что бы ты ни говорила.
— Высади меня здесь, на дороге, если ты и дальше собираешься говорить такие вещи. Меня от тебя тошнит.
— Прис, — сказал я, — почему мы с тобой едем вместе? Мы возвращаемся домой? Мы женаты?
— О Господи, — простонала она.
— Ответь мне, — сказал я, не отрывая взгляда от грузовика, ехавшего впереди.
Она не ответила, а только, вывернувшись, уселась у дверцы, как можно дальше от меня.
— Мы женаты, — сказал я, — я знаю, что это так. Когда я пришел в себя, доктор Шедд казался довольным:
— Вы проявляете прогрессирующую тенденцию к улучшению. Думаю, можно спокойно сказать, что вы достигаете эффективного внешнего катарсиса для своих регрессивных половых влечений, а это именно то, на что мы рассчитываем.
Он ободряюще похлопал меня по спине, совсем как мой партнер Мори Рок недавно…
На моем следующем сеансе Прис выглядела постарше. Мы с ней медленно прогуливались по большому железнодорожному вокзалу в Чейенне, штат Вайоминг. Был поздний вечер, мы гуляли по подземному переходу, под путями, потом поднимались вверх, шли до самого конца перрона и там молча стояли рядом. Ее лицо повзрослело, стало более полным. Она определенно изменилась, пополнела. И казалась гораздо спокойнее.
— Сколько лет, — спросил я, — мы с тобой уже женаты?
