Леди София подняла палец и добавила:
– Но только не ждите советов о моем сыне! Совершенно непонятное существо. Я сама в нем никак не разберусь.
Шутка смягчила напряжение. Мира сдержанно улыбнулась, Иона замерцала теплым светом – как и всегда, едва речь заходила об Эрвине.
– Леди Минерва, – сказала Иона, – поверьте, во мне ничто не изменилось. Я вам по-прежнему не враг.
Леди Минерва!.. Будто перышком по струнам души… Поддавшись внезапному порыву, Мира сказала:
– Завтра состоится премьера в Большом Коронном Театре. Позвольте пригласить вас в мою ложу.
Иона не успела ничего ответить – мать всплеснула ладонями и ахнула от восторга:
– Театр! О, боги! На свете нет ничего прекраснее! Ни один мой визит в столицу не обходится без него! Знает ли ваше величество, сколько лет и сил я положила на создание в Первой Зиме театральных традиций? К ужасу моему, развитие идет мучительно медленно… Завтра меня ожидает вечер сладкой боли. Наслаждение высоким искусством – и мука от мысли, как нещадно отстает Север. Ваше величество, во время спектакля я не смогу хранить хладнокровие! Пока не поздно, отмените приглашение, чтобы не попасть под брызги фонтана моих эмоций!
Северная Принцесса не без труда прервала монолог леди Софии:
– Если захотите услышать миллион слов о театре, моя леди-мать к вашим услугам в любое время дня и ночи.
Мире подумалось, что многословие Софии Джессики – мудрое искусство: остатки льда растаяли, враждебность испарилась. Сложно было не испытать симпатии к этой женщине.
– Леди София, я с радостью выслушаю все слова о театре, какие вам захочется сказать. И мое приглашение, конечно, в силе.
– Как прекрасно!..
– Также хочу передать вашему сыну мои извинения. Около недели назад он обсуждал со мною ряд сложных вопросов, и я до сих пор не высказала свои соображения. Но сейчас у меня появились некоторые мысли о кандидатурах казначея и управителя налогов. Я поделюсь с лордом Эрвином перед спектаклем либо после – как ему будет угодно.
– Вы дадите моему сыну совет о финансах?.. О, ваше величество безгранично добры! Двести шестьдесят лет назад почил последний лорд Ориджин, хоть что-то смысливший в экономике. О нем сложены легенды, которым ныне почти никто не верит… Если вы поможете Эрвину разобраться с казной, то окажете неоценимую помощь ему, Империи Полари, Дому Ориджин и – главное – театральному искусству северных земель!
Мелоранж и окрестности (герцогство Литленд)
Две балки сколочены наискось, в форме буквы Х. Грубая работа, но надежная: сколько Неймир ни напрягал мышцы, балки не дали ни дюйма слабины. Его конечности разведены и притянуты к балкам ремнями, так что и сам Неймир напоминал букву Х. Шею сдавливала петля на скользящем узле: дернешь головой – сам затянешь удавку. Он прилагал силы, чтобы шевелиться как можно меньше, и пока еще дышал свободно. Чара была не так осторожна. Неймир слышал судорожное и хриплое дыхание спутницы: похоже, она стянула удавку нечаянным рывком. Повернуться и глянуть на Чару, не задохнувшись, Неймир не мог.
Всем, что он видел, был кусок каменной стены и стол перед нею. На стене, в кольце света от факела, поблескивал жирный слизень. Сырой камень высыхал от огня, и слизень пытался отползти подальше – в тень и влагу. Сокращался и вытягивался, сокращался и вытягивался, но все не мог выбраться из пятна света.
За столом у стены сидел другой слизень, покрупнее. Этот тоже был жирен и тоже поблескивал – факел отражался в его лысой макушке. Глядя в пустоту между Неймиром и Чарой, человеческий слизень чесал брюхо. Запускал руку под фартук и скреб живот, издавая шорох. Вытаскивал ладонь на свет, разглядывал грязные пальцы и снова принимался чесать: шурх-шурх-шурх. Единственным делом слизня было следить за пленниками, и даже с этим он справлялся плохо. Пока слизень занимался своим брюхом, Неймир сумел вывернуть кисть руки и прикоснуться к ремню. Нечего надеяться расстегнуть или порвать. Но кожу ремня – старую, изношенную – покрывали трещинки. Если вогнать ноготь в одну из них и долго царапать… Час или два упорного труда, а затем рвануть как следует… Только и нужно – чтобы слизень за столом все так же тупо скреб свое брюхо. Шур… шурх… шурх…
