Ну, прощай, Боже. Больше не посмею тебя задерживать.
Ах, да, еще совсем крохотное… Марси – плешивая наша овечка… не поможешь ли ей как-нибудь?
Что дело плохо, мы поняли на четвертый день. Ну, в смысле, и прежде понимали, а тут до самых косточек прочувствовали. Хесс – один из наших матросов – замерз насмерть. Вечером лег, утром не встал. Потрогали – ледышка.
Надо сказать, прошлым вечером боцман с воинами крепко поспорили: Бивень хотел разжечь костер, а воины – наотрез. Бивень говорил, стуча зубами: «Померзнем же без костра! И так уже еле ноги гнутся…», кайры отвечали: «Враги заметят дым – придут». Тем днем прошел снег, так что следы наши припорошило, но холод стоял – жуть. И Бивень, вопреки воинам, попытался зажечь огонь, а кайр Мой вынул меч и сбил с боцмана шапку. Провел клинком вокруг себя, на каждого морячка указал: мол, кто еще желает огня? У меня в тот час руки были – как дубовые, зубы давно устали стучать, ног вовсе не чувствовал – но все же костра мне расхотелось. Даже Ворон при всей своей дерзости не решился возражать.
Боцман бросил огниво и пристал к капитану: «Кэп, ну хоть вы им скажите! Погубят нас вояки!..» Но капитан ответил: «Плюнь, боцман. Не все ли едино, от чего подохнуть?» Костер так и не зажгли, а на утро помер Хесс. Все волками смотрели на Моего. Никто слова не говорил, но от общей злобы аж мороз казался крепче. Кайру, правда, было плевать на нашу злобу. А вот Джон-Джону, грею, – нет. Его ненавидели заодно с хозяином, ведь вчера, когда за костер грызлись, он был на стороне кайров. Джон-Джон маялся: то к одному матросу подойдет, то с другим заговорит, – а все только цедят сквозь зубы. Джон-Джону было до того паршиво, что он возьми и скажи своему кайру:
– Хозяин, давайте уйдем от них.
Мой обозвал его дубиной. Джон-Джон сказал:
– Я не о том, чтобы сбежать, хозяин. Я вот о чем: мы с вами по снегу ходим скорей, чем морячки. Двинем самым быстром шагом и за три дня будем у первой заставы горной стражи Ориджинов. Там возьмем отряд и вернемся за остальными.
Кайры задумались. Правда была за Джон-Джоном: мы хоть и понадевали снегоступы, а все равно ползли улитками. Без нас воины бы втрое быстрее двинули, и им эта мысль, конечно, понравилась. Горная застава Ориджинов – это такой крепкий матерый форт с кучей запасов. Там огонь, вкусная еда, теплые постели. Без нас кайры в три дня там окажутся…
Глянули они на нас этак хмуро, и сразу мы поняли, о чем кайры думают. «Кому нужны морячки?» – вот о чем. Бросить нас, а самим уйти – такая у них мысль возникла. Кайры – дворяне, а мы – простые. Мы для них – что пыль придорожная. Как-то сроднились в плаванье, отвыкли от этих понятий. А теперь вот, пора вспоминать…
Мой сказал:
– Возьмем с собой Марка. Он – личный пленник герцога, нужно вернуть в Первую Зиму.
Потом добавил:
– И Козлика надо взять. Он герцога порадует.
Названных двоих Джон-Джон выловил из строя, подвел к воинам.
– Ну, кайр Джемис, – спросил Мой, – выступаем?
Джемис стоял будто в нерешительности, а рядом – Гвенда. Она от него на шаг не отходила.
– Наша первейшая задача, кайр Джемис, – доставить в Первую Зиму вести, пленников и трофей. Жизни матросов – не наша забота.
Это Мой сказал, а Джемис промолчал, хмуро набычась. По-военному он понимал, что так и надо сделать, а по-людски – против сердца оно было. Никто не думал, что у Джемиса есть сердце… но, видно, кроха осталась.
– Кайр Джемис, – поторопил Мой, – мы не имеем права рисковать из-за черни. Нас ждет его светлость.
Как тут Марк возьми да и скажи:
– Не думаю, кайр, что вы со мною быстро пойдете.
– Это еще почему?
– Ох, нога разболелась! – он хлопнулся в снег и схватил себя за ляжку. – Ох, сил нет! Бедная моя ноженька!..
– Ты чего это?.. – не понял Мой.
– Ох-ох-ох, – причитал Ворон. – Придется вам меня нести. Сам ни шагу не смогу! Давайте, кайр, я вам на спину залезу…
Мой понял, что над ним смеются, и рассвирепел. Выхватил клинок, ткнул в шею Марку:
– Вставай, подлец!
– Никак не могу, ой-ой-ой!.. – Марк все гладил свое бедро и поскуливал. – И ведь обидно-то: из-за проклятой ноги и я головы лишусь, и вам неудобство. Придется лорду Десмонду доложить, как его пленника потеряли… А лорду Десмонду потом перед сыном отвечать! Стыд-то какой: старику-отцу перед юношей оправдываться!.. И все – от одной конечности… Ох, печаль-то!