– Ац-ца, черти! – и шел выглянуть в форточку.
Тенн спрашивал:
– Много уже собралось?
Рагольф отвечал по-горски, с тем смыслом, что да уж, немало.
Вернер говорил:
– Суббота, будь ей неладно. В выходной телег не будет. Хотят нажраться впрок.
Рагольф улыбался:
– Эх-хе-хе! Ниц не выйдет! Наперед тока хрюцки жруц!
– Они и есть свиньи, – отвечал Вернер.
И думал в который уже раз: какой тьмы я делаю рядом с идиотом-горцем? Почему именно я должен сторожить толпу отребья? Я – дворянин, тьма сожри! Единственный у этих ворот!..
Рагольф успел проиграть раз сорок и выиграть раз пять, когда подъехала долгожданная телега. Тенн сдвинул засов, Рагольф открыл ворота, Вернер поморщился и сплюнул – ветер как раз дул с юга, со стороны нищих. Возчик хлестнул лошадей, толпа притихла и сжалась: передние отшатнулись, давая дорогу телеге, задние стали напирать, проталкиваясь вперед. Стражник сдернул мешковину, второй начал скидывать с телеги ящики. Один – Вернер хорошо видел со своего места – был набит огрызками пирожных под грязными хлопьями крема.
– Мое!.. – заорал кто-то.
Каждый раз кто-то орет: «Мое!» – и никогда это «мое» не достается тому, кто кричал. Зачем, спрашивается, голосить?..
Телега стала разворачиваться, а толпа за ее кормой ухнула и накрыла ящики. Рагольф запел:
– Хамди-хамца хум-ли-ла хамди-хамца хум-ли-ла! Упца-упца-упца-упца хамди-хамди хум-ли-ла!
Черт разберет, что оно значило. Рагольф всегда пел, пока нищие дрались: думал, бойкий мотивчик песенки как раз под стать свалке. Когда нищие дерутся под песенку – оно, по мнению Рагольфа, забавно. Вернер не раз обещал дать ему по зубам, если снова запоет, но не сдержал слова. Рагольф был здоровенным детиной. Чьи из них двоих зубы распрощаются с челюстью – вопрос глубоко спорный…
Телега вкатилась назад в ворота, а следом за нею к часовым подошла сгорбленная фигура в плаще. Эту горбунью Вернер давно приметил: она стояла в стороне от толпы, не стремясь поучаствовать в схватке. Каждый день бывают такие: хилые да квелые, кто не имеет шансов в общем побоище, но надеется выклянчить что-нибудь у стражников. «Добрые сиры, не найдете ли монетку для несчастного божьего человечка?.. Глория-Заступница воздаст вам за милость!..» Дома, на Севере, Вернер мог бы рубануть разок, оставить одного попрошайку без руки – прочие сразу бы отвалили. Но здесь приходится терпеть, повторять, как дурачок: «Не подаем, не положено!» Столица, будь ей неладно…
– Чего тебе? – спросил Тенн горбунью. – Клянчить?.. Не положено.
– Хамди-хамца хумли-ла! – пел Рагольф, приплясывая на месте.
Горбунья скинула капюшон – лицо грубое, хитрое, как у площадных гадалок – и сказала Тенну:
– Я пришла к леди Софии Джессике.
Вот южное дерьмо! – подумал Вернер. На Севере ни одна мужичка не посмела бы шутить с воином!
– К кому?.. – переспросил Тенн.
– Как же ты служишь, глухой солдатик?.. – горбунья приставила руки рупором ко рту: – К леди Софии Ориджин, матушке начальника над начальником твоего начальника!
– Проваливай, дура! – бросил Тенн.
– Упца-упца-упца-упца! – проорал ей на ухо Рагольф.
Нищенка выпростала руку из-под плаща и взяла Тенна за пояс. Вдруг Вернер заметил, что ее горб исчез. Его и не было – женщина только делала вид, а теперь разогнулась. Вернер подумал: этого не должно происходить. Полсотни вахт – и ни разу не случалось подобного. Прекратить немедленно!
Тенн, видимо, подумал то же самое. Он оттолкнул нищенку и потянул меч. Едва сталь показалась из ножен, женщина с непостижимым проворством схватила клинок двумя пальцами. То, что было потом… Тьма проклятая, как она?.. Святая зима!..
Словом, нищенка дернула пальцами – и оторвала клинок от крестовины. В руке Тенна оказалась одна рукоять, а клинок упал назад в ножны. Срез мерцал, раскалившись от касания.
– Упца… – еще повторил Рагольф и разинул рот.
Нищенка протянула руку – на каждом пальце по наперстку, а меж ними красная паутина – и сунула Рагольфу в пах.
– Нец!.. – выдохнул здоровяк. – Нец-нец! Спокойненько, буць лапуся!..
– Не дергайтесь, мальчики, – сказала нищенка, – или ему оторву, а вас накормлю. Ты, – это Вернеру, – не хлопай глазами, как телочка. Запри лучше ворота, пока сброду не налезло. А ты, с мечом, беги к леди Софии, покажи обломок и передай: Кукловод прислал Знахарку – старого лорда лечить.
