Лорд Десмонд Ориджин погрузился уже выше горла. То вещество, которым он дышал, на девять десятых являлось смертью, лишь на десятину – воздухом. Густой серый туман заполнял всю его спальню, ближе к кровати становясь непроглядным. Иона чувствовала, будто сошла в могилу.
Она несла пузырек снадобья Мартина Шейланда, он привычно холодил пальцы сквозь перчатку. Но у постели отца ладонь перестала чувствовать холодок: здешний воздух не отличался на ощупь от содержимого флакона.
– Здравствуй, дочь… – сказал отец.
Голос был тих, но почти ясен. По лицу лорда Десмонда сочилась кровь: кожа на щеках треснула, но челюсть обрела временную подвижность. Иона присела на кровать и взяла платочек, чтобы обработать раны.
– Не нужно, – сказал отец. – Бесполезно.
– Позвольте мне, – попросила Иона.
Он не стал возражать, дочь принялась за дело.
– Я хочу посоветоваться, – сказала Иона, утирая красные капли. – Прошу, выслушайте меня.
Другой подумал бы на ее месте: каким черствым нужно быть, чтобы досаждать умирающему своими мелкими заботами. Иона же понимала: ее просьба, ее заботы – паутинка, что связывает отца с миром живых. Одна из считанных оставшихся. За дверью Иона зачерпнула жизни, сколько смогла, внесла в комнату и излила словами. Говоря, она читала интерес в глазах отца. Серый туман над лицом становился прозрачнее.
Иона рассказала о Мартине Шейланде, своем конфликте с мужем, о Южном Пути, истощенном войной, о своих сомнениях на счет политики Эрвина. Отец выслушал с полным вниманием, затем спросил:
– И что тебя беспокоит?
Отец не нашел в сказанном поводов для сильного волнения. Лорд Десмонд помнил владыку Мейнира, имевшего пятьдесят альтесс, убившего сто кабанов и не издавшего ни единого закона. Лорд Десмонд видал земли, в которых война длилась десятилетиями, а не три месяца, как в Южном Пути. И уж конечно, лорд Десмонд встречал людей, готовых убить за меньшее, чем эликсир бессмертия: скажем, за серебряную монетку или косой взгляд.
– Эрвин и я, – ответила Иона. Конфликт с мужем померк и казался маловажным.
– Что с Эрвином?
– Скажите, права ли я на его счет? Мог бы он руководить страной лучше, чем сейчас?
– Закон делает тебя вассалом мужа, – проскрипел отец. – Но ты считаешь себя вассалом брата. Верно?
– Да, – признала Иона.
– Тогда почему ты оцениваешь его действия? Имей веру в своего лорда. Твой долг – служить и верить, а не оценивать и критиковать. Тобою владеет гордыня. Избавься от нее.
Ответ вернул мир в ее душу. Отец прав, а она глупа. Иона даже вздохнула с облегчением.
– Благодарю вас, отец.
– Не бери на себя решений, что лежат не на тебе. Есть ли смысл в твоем приезде? Не тебе это решать. Муж отозвал тебя назад в Уэймар? Эрвин отослал из столицы?
– Нет.
– Значит, не о чем беспокоиться. Ты там, где должна быть.
Отец говорил с трудом, но ровно и твердо, с железной убежденностью. Он оставался собою – несгибаемым лордом Севера.
Тем больше потрясла Иону мягкость, с какою он произнес:
– И я рад, что ты приехала. Успел увидеть тебя, пока жив.
На глаза ее навернулись слезы.
– Папа… – прошептала Иона, беря его за руку. – Мой папа…
Она не знала, что еще сказать. Что противопоставить беспощадной правде, кроме дочерней нежности. Лишь гладила руку отца и говорила: «Папа», – и чувствовала соленую влагу на щеках, губах…
Он попросил:
– Принеси воды.
Иона налила из кувшина в кубок, поднесла отцу. Он встретил ее суровым взглядом и приказал:
– Плесни себе в лицо.
Она не посмела ослушаться.
– Не забывайся, – сказал отец. – Ты – Ориджин. Не смей рыдать! Тем более, из-за такой обыденности, как смерть воина.
Иона не сразу овладела собой. Но встряска и холодная вода сделали свое дело, она задышала ровнее, утерлась, сказала:
– Простите, милорд.
– Умница, – похвалил отец. – Принеси еще воды. Хочу пить.
Иона отошла к столику, вновь наполнила кубок. Всхлипнула, поспешно промокнула глаза. И вдруг подумала, сама еще не понимая, откуда, зачем явилась мысль: я стою спиной к отцу. В эти секунды он не видит, что я делаю.
Иона вылила в кубок снадобье Мартина Шейланда.
