— Здесь, — коротко сказала я, и раздалось поскрипывание деревянных колесиков — мой багаж въехал в комнату.
Я поставила свечу на туалетный столик и отодвинула одну из тяжелых занавесей. Запах отсыревшей пыли защекотал у меня в носу. За окном показались гряды холмов, покачивающаяся на ветру трава, парочка деревьев и потрясающее красно-багряное небо. Но нигде до самого горизонта не было видно человеческого жилья, ни малейшего намека на дым от очага или что-то подобное. Проведя кончиком пальца по замшелой оконной раме, я прикинула, можно ли изобрести некий коэффициент накопления пыли, чтобы вычислить, за сколько времени она собралась в определенном месте.
Опустив занавеску на место, я обернулась. В центре комнаты одиноко стоял чемодан, на нем лежали моя шляпка и дорожная сумка. Бросившись к двери, я выглянула в коридор. Меня оставили совершенно одну.
Я захлопнула дверь и на секунду замерла, обдумывая все, затем схватила один из помпезных стульев и, оставляя следы на пыльном ковре, потащила его ко второй двери, соединяющей мою комнату с соседней. Сжав зубы, я надежно заблокировала спинкой стула дверную ручку, а затем такую же предосторожность проделала с дверью в коридор. Только после этого я отдышалась, немного успокоилась и посмотрела на свечку, которая уже становилась огарком.
Обыскав все семь ящиков туалетного столика, я исследовала содержимое комода, а затем старого сундука. Пришлось изрядно порыться в пыльной рухляди, видимо, копившейся здесь годами, прежде чем на каминной полке мне удалось нащупать полированный ящичек, набитый тоненькими, хлипкими белыми свечками, а в керамическом кувшине по соседству оказалась связка ключей. Я умудрилась зажечь свечи и запереть все двери еще до того, как последний луч солнца скрылся за горизонтом.
В неверном свете маленьких огоньков мебель отбрасывала на стены гигантские, монстрообразные тени и выглядела совсем жутко. Я посмотрела на свои ладони, перепачканные грязью, а затем на платье. У меня в голове сам собой зазвучал голос тетушки Элис: «Серая камвольная ткань из грубой шерсти… — она будто говорила у меня прямо над ухом, — …подходит тебе больше всего. Она никогда не сносится, да и грязи на ней не видно». Но единственное, чего это платье никогда не делало — не шло своей владелице и не подчеркивало ее, то есть моих, достоинств. Но для путешествия обратно в Лондон, которое я планировала начать не позже завтрашнего полудня, платье вполне годилось. Только бы поскорее увидеться с дядей и тщательно собрать всю информацию, что мне удастся выяснить.
Я вытерла ладони об изнанку юбки, где уж точно ничего не будет видно, стянула ее сразу вместе с тремя нижними юбками и швырнула их на чемодан. Затем дернула шнурок корсета и позволила ему упасть прямо на грязный пол, привольно раскинув руки и не ощущая на себе ничего, кроме мягкой сорочки, не сковывающей движений. Впервые с самого утра я могла наконец вдохнуть полной грудью. Теперь можно заняться и кроватью.
Я слегка толкнула ее, хотя понимала, что мне не удастся сдвинуть ее с места. Меня ужасал сам факт того, что за моей головой будет свободное пространство. Покрывала выглядели относительно чисто, видимо, благодаря портьерам над кроватью, но вот на ощупь оказались сырыми и липкими. В надежде найти сухое постельное белье я потянула дверцу шкафа. Заперто. Я взяла найденную связку ключей и стала пробовать их один за другим. На седьмом ключе замок щелкнул, и дверца открылась.
В лицо мне пахнул густой, теплый аромат лилий и корицы. Удивленно склонив голову, я уставилась не на стопки белья и прочей дребедени, которые ожидала увидеть, а на восхитительные платья, сложенные кипами высотой почти до самого потолка. Шелка нежнейшего лимонного, лавандового и пастельно-розового оттенков гладко поблескивали в полумраке шкафа. Кое-где они перемежались с белым батистом и светло-зеленой или лазурной шерстью, перехваченной шнурочками цвета взбитых сливок. Здесь будто слыхом не слыхивали про тяжелое хмурое небо и гадкий желтый туман, под которыми, как булыжники в серой мостовой, годами складывались и наслаивались занудная практичность, чопорная суровость и бесприютная тоска. Ничего общего с Лондоном. Это были вещи из совершенно другого мира.
