Кукла Баю-Бай - страница 12

Правда, я тревожилась за Антонию. Она молчала, сидя рядом в автобусе и засунув голову в рюкзак – как на обеде. Интересно, та её улыбка демонстрировала равнодушие к грубости миссис Дадли или сестра искренне верила, что именно она сотворила молочную бомбу? Может, теперь она чувствовала себя виноватой, что кто-то пострадал?

Я прикоснулась к руке Антонии. Она развернула ладонь и переплела свои пальцы с моими. Так мы и доехали до дома.

Я подумала, не распотрошить ли мне банку из-под кофе, в которой я припрятала на Рождество полдоллара. Парочка шоколадных батончиков из кондитерской по соседству – лучшее средство, чтобы поднять настроение моей сестре. Особенно если попадутся батончики с миндалём.

Автобус затормозил и выпустил нас. Стоя на остановке, я постучала Антонию по плечу, собираясь поделиться идеей посещения кондитерской. Но не успела я открыть рот, как она вцепилась в мой рукав.

– Скорее! – выпалила она и помчалась к трейлеру, увлекая меня за собой. Сестра была меньше меня, но хватка у неё оказалась стальная, и мне пришлось потрудиться, чтобы поспевать за нею. Добежав до гинкго, она толкнула меня так, что я приземлилась прямо на каменистую землю.

– Ой! – я невольно потянулась к ушибленным ягодицам. – Ты что делаешь?

Но Антонии было не до меня. Она пустилась в пляс вокруг дерева, высоко задирая ноги и, как обычно, издавая резавшие ухо вопли бешеной мартышки.

– Да что с тобой такое? – заорала я.

Антония не обращала на меня внимания. Она остановилась лишь для того, чтобы проверить, далеко ли отъехал автобус. И когда тот скрылся за поворотом, высунула вслед язык и издевательски фыркнула. А потом плюхнулась на землю рядом со мной.

– Ну… и как тебе это? – на лице Антонии снова сияла улыбка, как днём за обедом. Это начинало меня всерьёз нервировать.

– Что – это? – спросила я. – То, как ты мне чуть не сломала копчик?

– Да нет же! – Антония со стоном закатила глаза. – Ты же знаешь. Ффу-у-у-ух! – она надула губы и взмахнула руками.

– А, ты про молоко. – Я всё ещё тёрла ушибленное место. – Да, пожалуй, это было странно.

– А ты видела её рожу?

– Кассирши? Конечно. Она явно расстроилась.

– Вот и поделом! – фыркнула Антония. Она поставила рюкзак на колени, расстегнула его и сунула голову внутрь. Сначала я решила, что она что-то ищет. Но тут услышала её шёпот.

– Антония? – окликнула я.

Сестра рассмеялась и подняла голову.

– Представь себе, это всё она придумала. Насчёт молока. Круто, правда?

– Да о чём это ты? Кто придумал?

– Кто? Она. – Антония полезла в рюкзак. Во все стороны полетели небрежно отброшенные листы бумаги, тетради и обгрызенные карандаши. Наконец она, закусив язык, добралась до лежащего на самом дне предмета.

С торжествующим воплем Антония выпрямилась, попутно отправив в полёт ещё несколько карандашей и бумаг, и обеими руками извлекла из недр рюкзака странное жёлтое облако. Она бережно расправила облако у себя на коленях, разобрав его на гладкие светлые локоны. И лишь потом развернула лицом ко мне.

Кукольную голову. Она держала кукольную голову.

Живот у меня скрутило, как часто случалось ночью во время грозы, когда ветки деревьев колотились в окна, словно кости мертвецов. Может, из-за тёмной дыры на месте потерянного глаза, из которой Антония старательно вычистила всю грязь, или из-за зловещей ухмылки на тонких кукольных губах, не замеченной мной прежде. Или от одной мысли о том, что Антония весь день таскала по школе в рюкзаке треснувшую кукольную голову. Брр.

– Зачем ты притащила это в школу? – сердито спросила я.

– Я рассказала ей, что наговорила про маму кассирша. – Антония будто не слышала моего вопроса. – Она решила, что это грубость и что грубиянам полезно иногда побывать в шкуре того, к кому они относятся как к отбросам, – у сестры задрожала нижняя губа. – Наша мама – не отброс!

– Я знаю, – сказала я. – Миссис Дадли не следовало так о ней говорить. Но скажи, зачем ты принесла эту… штуку в школу?

Антония поспешно зажала кукле уши руками и зло посмотрела на меня.

– Она не штука! – прошипела сестра. – У неё есть имя! Баю-Бай. Как та колыбельная, которую мама поёт по ночам, когда гремит гром и я боюсь спать. Я спела ей вчера. – Она зажмурилась и слегка фальшиво запела: