Кухня - страница 8

Я была ошеломлена, наклонила чашку, которую держала в руке, и расплескала чай на блюдце.

— Об этом говорят в школе. Будешь притворяться, что ты об этом не слышала? — смущенно, но все еще улыбаясь, сказал Сотаро.

— Я не знала, что тебе об этом известно! В чем дело?

— Ты знаешь, что девушка Танабэ, вернее бывшая девушка, ударила его в столовой по лицу?

— Из-за меня?

— Вероятно. Но я слышал, что сейчас вы вполне уживаетесь.

— Да? Впервые слышу.

— Но ты же живешь с ним?

— Но его мать (хотя это было не вполне верно) тоже живет там.

— Да? Ты лжешь! — громко произнес Сотаро.

В былые времена я любила его именно за такую откровенность, но теперь мне было стыдно, потому что она меня раздражала.

— Говорят, что этот Танабэ немного странный? — сказал он.

— Я не вполне понимаю, что это значит, — ответила я. — Я с ним почти не встречаюсь. Я с ним даже не разговариваю. Он воспринимает меня просто как собаку. Он ничего особенно не любит. Поэтому я о нем ничего не знаю. И я ничего не знала об этой дурацкой истории.

— Поэтому я никогда не понимал, кто тебе нравится или кого ты любишь… — сказал Сотаро. — Во всяком случае, я считаю, что это для тебя лучше. До каких пор ты собираешься оставаться там?

— Не знаю.

— Тебе не мешало бы об этом подумать, — с улыбкой сказал он.

— Я так и собираюсь сделать, — ответила я.

Возвращаясь домой, мы шли через парк. Сквозь ветви деревьев был отчетливо виден дом Танабэ.

— Я живу там, — сказала я и показала пальцем.

— Здорово, совсем рядом с парком. Я бы вставал в пять утра и отправлялся на прогулку, — улыбнулся Сотаро.

Поскольку он был очень высоким, я всегда смотрела на него снизу вверх. «Какой же он ребенок», — думала я, глядя на него сбоку. Ему, несомненно, хотелось бы вытянуть меня, переселить в другую квартиру и вернуть в школу. Мне нравилась его прямолинейность, но при этом я не могла ее принять, за что себя ненавидела. В те давние времена.

Он был старшим сыном в большой семье. Меня он привлекал тем, что, сам того не понимая, унаследовал от своей семьи ее лучезарность. Однако почему-то теперь мне была нужна странная озаренность и спокойствие дома Танабэ, — что я даже не пыталась ему объяснить. Это и не было особенно необходимым, но я понимала, что сделать это невозможно. Мне было грустно оттого, что я такая, как есть.

— Ну, пока!

Горячая душа, глубоко скрытая в моей груди, продолжала вопрошать зрачками моих глаз.

— Остаются ли у тебя какие-то чувства ко мне? — с улыбкой спросил он, но ответ уже читался в его глазах.

— Конечно остаются, — ответила я, и, пожав руки, мы расстались.

И это ощущение улетучилось куда-то в беспредельность и потом растворилось.

Когда в ту ночь я смотрела видео, отворилась дверь и вошел Юити, держа в руках большую коробку.

— С возвращением, — приветствовала его я.

— Я купил компьютер, — радостно сообщил Юити.

В последнее время до меня дошло, что жильцы этого дома одержимы болезненной страстью к покупкам. К покупкам крупных вещей. В основном электроники.

— Здорово! — сказала я.

— Тебе что-нибудь нужно напечатать?

— Не знаю…

Я прикидывала, не напечатать ли текст какой-нибудь песенки, когда Юити сказал:

— Придумал. Тебе же нужно разослать открытки с оповещением о перемене адреса?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты что, собираешься жить в этом огромном городе без адреса и телефонного номера?

— Нет. Но так хлопотно сообщать о своих переездах, если вскоре мне снова предстоит менять адрес.

— Заткнись! — выпалил он и потом уже более мягко добавил: — Ну что, сделаем?

Но в голове у меня все еще плавало только что сказанное им резкое слово.

— Тебе не кажется, что я вас утомляю, мешаю вам?

— О чем речь? — сказал он, странно и подозрительно посмотрев на меня.

Если бы он был моим любовником, я влепила бы ему пощечину. В тот момент я испытывала к нему неприязнь из-за своего зависимого положения. Видимо, ему это было непонятно.

Юити напечатал этот текст на открытке, потом начал делать копии (разумеется, у них имелась дома копировальная машина), а я надписывала конверты. Юити мне помогал. В тот вечер он был свободен. Я заметила, что он ненавидит безделье. В прозрачной тишине, под скрип ручек, капли чернил ложились на бумагу.