Милиционер стал спускаться.
— Однажды в такой же примерно ситуации в меня вцепился пес, — сказал он, неловко улыбаясь. — Не хотелось бы, чтобы второй раз покусали.
Я его понимал. И мне бы не хотелось лезть через окно в чужую квартиру, где лает собака. У Рекса был рык овчарки.
Я не знал человека, которого послали со мной из отделения. Не знал и того, кем он там служит. Когда я обратился к дежурному, этот молодой человек в гражданском сидел рядом и разговаривал с ним. При этом он сладко зевал, и я подумал, что, видимо, он тоже милиционер, ночью дежурил и не сомкнул глаз. Дежурный, лейтенант милиции, звездочки и полоски на погонах я хорошо различаю, сам на войне носил погоны, сказал своему собеседнику: может, сходишь и посмотришь, что там стряслось. Молодой человек в гражданском согласился без возражения. Значит, он, несмотря на свое гражданское одеяние, все же был милиционером, как я и предполагал, или участковым или даже занимался криминалистикой, в милицейской структуре я не силен.
Молодой человек оказался исполнительным. Получив задание, решил, что прежде всего надо зайти в домоуправление, взять с собой какого-нибудь мастера, который бы смог открыть замок, если это понадобится. Я сказал, что замок открыть, конечно, можно, но это ничего не даст, кроме замка изнутри есть еще большущий запор, который снаружи не откроешь. Какой запор, этого я объяснять не стал. Настоящего запора, такого, который бы прилаживался к двери и к косяку, не было. Запором служил деревянный брус, на ночь сестра клала его на пол между дверью и противоположной стенкой, и это не давало открыть вторую дверь, она открывалась в комнату. Сестра жила одна в довольно большом доме, который ночью оставался совершенно безлюдным. Соседними помещениями пользовалось весьма представительное учреждение, в котором трудились до шести вечера, иногда и позже, если принимали гостей. Порой два-три сотрудника оставались после работы попить кофе, случалось и такое, что кое-кто приводил свою голубушку, но до утра никто не оставался, даже те, с повадками повес, деловые люди, которые тайком использовали хорошо обставленные помещения для свиданий. В квартиру сестры вел низенький вход, когда-то этот красивый особняк принадлежал богатому промышленнику, проживавшему в комнатах, которые сейчас занимало учреждение. Разгороженная посередке сервантом комната сестры над гаражом, кухня и узкая прихожая составляли отдельную квартиру, которая в прошлом явно служила жильем шоферу или дворнику, кому это в точности ведомо. Когда был еще в живых сестрин муж, они доверялись замку, после смерти мужа Айно обзавелась против ворья деревянным брусом. Я испытал его надежность и могу сказать, что он запирает дверь прочнее любого замка или накладки.
— Нам не обойтись без домоуправления, — остался верен себе милиционер. — И свидетели могут понадобиться.
Когда он это сказал, у меня мелькнуло, что милиционер — по-другому я величать его не мог — предполагает возможность преступления. Я в это не верю. Если бы кто-нибудь и впрямь проник в дом через кухонное окно, то уж на улицу бы вышел по-человечески, а дверь оставалась запертой и следов на засыпанных снегом ступеньках не было. И в саду других следов, кроме моих, не видно, я бросал снежками и в заднее окно комнаты, и в кухонное. И еще: если бы кто действительно попытался забраться в дом через кухню со стороны сада, то собака спугнула бы преступника. Я уже говорил, что у Рекса грубый рык волкодава. Да и ростом он ненамного отстает от волкодава или немецкой овчарки; как сказал бы ученый кинолог, Рекс яркий представитель своей породы. Королевский пудель, как утверждает сестра.
Когда мы пришли в домоуправление, там среди конторских сотрудниц оказался и слесарь, я определил это по гаечному ключу, который он перекатывал в руках, болтая с женщинами. Молодой милиционер вел себя здесь весьма уверенно, никто не пытался возражать, когда он сказал, что ему понадобится мастер. Казалось, что сотрудницы знали его. С нами пошла и управдомша, большеглазая, средних лет упитанная дама, именно дама, ибо она ничем не напоминала пребывавшую в постоянной запарке правительницу, которая махнула рукой на свою внешность. Уже с первого взгляда обнаруживалось, что женщина эта не переставала заботиться о себе, о чем говорили свежая прическа, ухоженное лицо, подкрашенные брови и подведенные веки, покрытые лиловым лаком ногти, серьги и кольца, а также плотно облегающая полные бедра юбка без единой морщинки, цветастая кофточка и каракулевая шубка. Такого рода женщины отчаянно борются со своими годами и не желают им поддаваться. То ли она посчитала своим долгом сопровождать нас или ее подгоняло любопытство, понять было трудно.
