Швеция, таким образом, была первой державой в мире, которая практически ввела в дипломатический обиход, причем, в одностороннем порядке, миссию военного специалиста–дипломата, осуществляющего в мирное время надзор за состоянием вооруженных сил соседней державы, своего потенциального противника, опередив официальное введение этого чина в общеевропейскую дипломатическую практику почти на полтора столетия.
Конечно, сыграла тут роль шведская напористость, но все же главным провоцирующим моментом явились своеобразные условия России, без которых ни самой идеи, ни тем более практики военного атташата никогда бы не возникло. Подтверждением этого стало появление, опять–таки в России, в 90–х годах XVII в. еще одного военного атташе— на сей раз представителя дружественной России державы, который в бумагах Посольского приказа числился как «бранденбургского курфюрста генерал и воинской комиссар»[2]. Этот дипломат–военный был послан в Москву фактически в качестве доброжелательного военного советника Русского правительства и имел своей основной задачей наблюдать за уровнем и объемом подготовки войск иноземного строя, которой занимались профессиональные наемники, в большинстве своем немцы, а отчасти и прямые земляки бранденбургского атташе. И вновь побудительным мотивом явились своеобразные русские обстоятельства и конкретная просьба царского правительства к бранденбургскому курфюрсту.
Таким образом, к концу XVII в. в России было уже два иностранных военных атташе, за которыми признали дипломатический статус и которые, правда, порознь, осуществляли весь объем функций, возлагаемых на современных военных атташе: контроль за военной деятельностью страны пребывания, за состоянием ее армии, и в случае дружественных отношений — содействие советами, консультацией или информацией укреплению военной мощи союзного государства[3].
