Ватага была небольшой — всего лишь четыре человека, включая Конана. Точнее, три человека и броллайхэн. Эйнар лишь носил человеческий облик, в действительности являясь воплощенным Духом Природы, владевшим Алой Магией Равновесия. Водительствовал над отрядом Гвайнард из Гандерланда — младший и ненаследный сын гандерского барона, почувствовавший вкус к тяжкому ремеслу охотника на чудовищ и с успехом трудившийся на этом неблагодарном поприще уже девять лет. Асгерд из Нордхейма — высокая, светловолосая и решительная девица — была великолепной лучницей и билась сразу на двух клинках, что вызывало у Конана искреннее уважение к бравой соратнице: раньше киммериец полагал, что подобного совершенства во владении оружием могут достичь только легендарные амазонки.
В Райдоре охотники владели домом, стоящим на главной улице городка, причем этот дом, купленный в складчину, более походил на усадьбу богатого купца — конюшня, сараи, громадный сеновал, погреба; Ночным Стражам платили много, а потому они могли себе позволить некоторые роскошества. Не далее, как седмицу назад, после завершения рискованного похода к Исчезающей Долине, где на краткое время пробудилась древняя нечеловеческая магия, хозяйственная Асгерд незамедлительно прикупила несколько роскошных туранских ковров, потратив на них значительную часть вознаграждения, полученного от его светлости герцога Варта Райдорского. После справедливого дележа выяснилось, что ковры украсили почти все комнаты дома, за исключением спальни, где ночевали Конан и Эйнар. Киммерийцу было все равно, но вот Эйнар немедленно закатил очередной скандал и обиделся так, что три дня с Асгерд не разговаривал. Для волшебного существа Эйнар был чересчур нервен и раздражителен, что, однако, ничуть не сказывалось на его деловых качествах.
Вот и сегодня бессмертный приятель Конана дулся на соратников все утро, за время завтрака не проронил ни слова, молча оседлал своего коня и первым, в гордом одиночестве, выехал за ворота усадьбы, не дожидаясь остальных. Столь вызывающее поведение возмутило даже Гнедого — скакуна, принадлежавшего Конану. Гнедой, проводив Эйнара взглядом, поднял верхнюю губу, шикнул, уподобляясь змее, и наконец высказался:
— Свинячий потрох…
— Согласен, — кивнул Конан, запрыгивая в седло. — Но будет лучше, если ты сейчас помолчишь. Хорошо?
— Отвали, — ответил Гнедой, однако заткнулся.
Диалог между конем и человеком мог поразить кого угодно из посторонних, но только не охотников. Асгерд и Гвай отлично знали, что к лошадиной породе Гнедой имеет столько же отношения, сколько его владелец — к надзору за нравственностью молодых девиц в каком-нибудь Хауране.
Родился этот редкостный ездовой монстр на Аурусе, мире, расположенном за Бритунийскими Вратами Миров. Гнедой в точности походил на молодого жеребца пуантенской породы, однако являлся хищником, владел устрашающим набором клыков, каким любой тигр позавидует, питался сырым мясом и обладал скверным характером. Называлась эта тварь «сартаком», обладала даром имитатора и (в чем Конан неоднократно имел возможность убедиться) была полуразумной — в любом случае, сартак частенько являл абсолютно несвойственную обычному животному сообразительность. Ну, а тот факт, что Гнедой нахватался от хозяина крепких киммерийских словечек, употребляемых Конаном в минуты душевного разлада, уже никого из охотников не смущал — пусть его ругается. Только бы не при людях.
…Киммериец любил ранние утренние часы, особенно в таком очаровательном захолустье как Райдор. Деревянные дома утопают в волнах тумана, донжон герцогского замка, стоящего на скале уже подкрашен первыми оранжевыми лучами восходящего солнца, сонно мычат коровы, слышен скрип колодезных воротов, заливаются жаворонки в небе — город, а вернее, огромная деревня, устроившаяся у подножия замковой скалы, просыпается. На улицах пока пусто — только пастухи гонят стада коров и коз на выпас.
Гонец от месьора Атрога Гайарнского, начальника тайной управы герцогства, явился под утро и вручил выскочившему на порог в одном исподнем Гваю срочную депешу от его милости. Пергамент украшали всего несколько строк: