— Вы любили Мишу? — спросила разлучница, когда мы вышли во двор. — Только вы, ваш секретарь и я его поцеловали.
— Любил, — ответил я.
— А ваш секретарь? Он-то что? — она оглянулась на Потехина. Потехин стоял возле второй вдовы, со скорбным видом кивал ее словам.
— Он за компанию. Он всегда так поступает. Он вообще собирался прочесть над гробом джаназу.
— Что прочесть? — не таясь, она прикурила косяк, выпустила облачко сизого дыма, все ждали, когда официальная вдова выйдет из зала прощаний, где она вновь закрылась вместе с дочерьми.
— Погребальную молитву. Мусульманскую погребальную молитву. Это такое обращение к всевышнему с просьбой о прощении грехов и милости к покойному.
— Вы тоже мусульманин?
— Я не мусульманин. И почему — тоже? А! Понимаю! Нет, там все сложнее…
— Да уж! А было бы здорово — Андрей ибн Шихман эль-Каморович! — она глубоко затянулась, передала косяк мне. — Чем занимаетесь?
Затянувшись, я сунул руку в карман пиджака, достал визитку.
— Ого! — сказала она. — Эксклюзивная дератизация. Что это значит? А, постойте, сотрудница рассказывала, к ней приезжали двое, привозили какую-то жуткую дранную крысу, запустили в подвал, сказали — заберут через пять — шесть дней, а пока крыса всех там пожрет.
— Это были мы.
— Мы?
— Я и он, — я кивнул на Потехина. — Крысы-волки только у меня.
— У вас хороший бизнес. И бойкий секретарь. Нона, Нона Дерябина, моя сотрудница, сказала — он многое успел за короткое время. Ее сестра очень довольна. Что вы скривились? Бросьте! Мы взрослые люди! Муж Ноны так страшно погиб. Страшно! Он был выдающимся человеком. Руководил благотворительным фондом. Мы сделаем о нем программу, обязательно сделаем, пригласим вас, расскажете о своем методе, как ваш метод помогает людям. Бесплатная реклама. Кто вам завязывал галстук? Сами? Миша говорил, что у мужчины должна быть ширинка на пуговицах, и он не должен уметь завязывать галстук.
— Ширинка на молнии удобнее.
— Миша говорил, что для этого должны найтись женские пальчики. Как и для галстука. Но галстук он тем не менее завязывал идеально. Знал какую-то тьму узлов. Он вас очень любил. Страдал, что вы отказываетесь с ним общаться. Что бросаете трубку. Что вернули подарок, который он прислал вам на свадьбу. Поразительно! Как вы думаете — почему?
— Почему любил?
— Да, да-да! Почему?
— Я иногда возбуждаю в людях сильные чувства.
Она достала из сумочки маленький сверток и визитную карточку.
— Вы мне позвоните, у меня вокруг крыс — просто ужас. А тут кое-что, что Миша просил вам передать. Больше вам ничего не достанется.
— Я ни на что не претендую.
— Все так говорят. А потом… Вот черт, он все-таки приехал!
Во двор больницы вошел высокий человек в идеально сидевшем костюме. Его седые, почти белые волосы были причесаны волосок к волоску, почти белые, большие глаза, впалые щеки, высокие скулы. Он оглядывался по сторонам, кого-то искал.
— Кто это? — спросил я.
— Один из последних руководителей Штази. Вальтер Каффер. Ваш двоюродный брат. Мы сделали о нем программу. Про вас там не будет. Будет про то, что его дядя, Карл, имел детей в Союзе, но без имен и фотографий. Ведь Карл ваш отец? Да? До романа с вашей матерью Карл успел родить еще одного мальчика, в сорок шестом. Сам ариец, а все дети с прожидью. Его тянуло к евреям. Искупал грехи родственников.
— Откуда… Откуда вы…
— Миша рассказал. Он же был связным по разным грязным делишкам между КГБ и Штази. Там великий сюжет. Шекспир. Ваш отец Карл — диверсант от Коминтерна, ваш дядя — Иоганн, младший брат Карла, эсэсовец, военный преступник, вот этот Вальтер — его сын. Был репортаж на нашем канале. Другие тоже отметились. На следующей неделе — большое интервью. В записи. Я вас с ним познакомлю.
Я не мог оторвать взгляда от Каффера. Он разговаривал с распорядителем. Сдержанно улыбался. Увидел разлучницу. Поднял для приветствия руку.
— Там в свертке — часы, «Леонтий Шихман. Царицын нВ». На крышке, с внутренней стороны — даты. Миша говорил — вы поймете — что за даты. Не поймете — спросите у вашей матери. Как она, кстати?
— Спасибо, неплохо.
— Передавайте привет!
